Кто-то в зале поперхнулся. Видимо, не очень понравилось сравнение.
Хотелось сплюнуть со злости, но я сдержался и вышел на улицу, направившись в сторону Ичираку. Всю дорогу до раменной Наруто молчал, как пришибленный.
— Ирука, — тихонько сказал мне мальчик. — Спасибо, что заступился за меня, … никто никогда так не делал. Не нужно было, — стал накручивать футболку на палец, — теперь эти люди и тебя тоже будут ненавидеть, от этого будет только хуже…
Дослушивать не стал. Грешен.
Я так же тихо сказал, чтобы Теучи не слышал, пока возился у чана с кипятком.
— Наруто, я не буду есть там, где тебя обижали и не понесу туда свои деньги.
Узумаки снова уперся взглядом в землю, и я был уверен — в глазах у него стояли слезы.
Вздохнув, я чуть присел, чтобы видеть лицо мальчика и тронул его нос, чтобы он посмотрел на меня. — Чего нос повесил? Ну? Ничего ведь ужасного не случилось. — улыбнулся я. Мелкий шмыгнул, но улыбнулся. — И вот еще что, — опомнился я, — если вдруг захочу зайти в заведение, откуда тебя выкидывали, гнали, или в разы завышали цены, говори сразу, хорошо? Память-то у меня дырявая, напоминать нужно, что к тебе некоторые люди плохо относятся.
Наруто молча покивал.
— Вот и хорошо. — улыбнувшись, взъерошил желтые вихры.
За едой мальчишка подробно рассказал как и кто к нему относится в различных кафе, магазинах и на рынке. Если коротко: «Ко мне добры только Теучи и Аяме».
Как оказалось, таких заведений, как тот «Физалис» в Конохе было подавляющее большинство. Пока мы шли обратно, Наруто показывал на разные забегаловки, магазинчики и коротко говорил: Здесь тоже.
«Да и фиг с вами, с уродами. — усадил Наруто себе на плечи, — Не нужны им мои деньги? Буду готовить сам. Тем более, что финансы скоро запоют романсы, а от лапшичной Теучи я скоро шарахаться, как от огня буду, если мы там завтракать, обедать и ужинать будем».
Оставив Наруто в квартире со свитками, сам сбегал на рынок.
Что в будние, что в выходные, рынок работал с утра и почти до самой темноты. Многие торговцы жили неподалеку, а товар им подвозили всю неделю. Так что в любой день можно было купить что-то свежее.
Заползая в постель, я подумал, что Ино абсолютно не права. Не пришли мне на ум тараканы и грызуны и не придут. Никогда.
Наруто напоминал мне бродячего котенка из стихотворения, когда замирал пораженно вытаращившись на лучший кусок, который оказывался на его тарелке, или в ответ на похвалу таращился не веря своим глазам.
Закрыв глаза, я попытался вспомнить то стихотворение целиком:
Он шел по улице и тихо плакал.
Облезлый, одноухий, и с больною лапой.
Повисший хвост, несчастные глаза,
А в них жемчужиной дрожит слеза.
Его никто вокруг не замечал,
А если и заметил, то ворчал,
А мог еще и палкой замахнуться.
Он убегал, когда мог увернуться.
Он с грустью думал: «Я такой урод.
Ну, кто такого жить к себе возьмет».
Так шел он, шел по краешку дороги.
И вдруг перед собой увидел ноги.
Огромные такие две ноги,
Обутые в большие сапоги.
В смертельном страхе он закрыл глаза,
А человек нагнулся и сказал:
«Красавец-то, какой!
А ухо! Взгляд! Пойдешь со мной?
Я буду очень рад.
Принцессу и дворец не обещаю,
А молочком с сосиской угощаю».
Нагнулся, протянул к нему ладошку.
Он первый раз держал в ладошках кошку.
Взглянул на небо, думал, дождь закапал.
А это кот в руках от счастья плакал*.
Смахнув слезу я грустно усмехнулся:
— И тебя проняло, сосед?
А в ответ, как всегда, тишина. Но я понял, что он меня слышал.
В пятницу, в конце рабочего дня, я наконец сподобился зайти с Наруто в «Пиалу», то заведение, что мы заметили в прошлый раз. Благо, нам было почти по пути. К сожалению, по документам это была та самая «Пиала».
Пихнув обшарпанную дверь с отполированной ладонями посетителей медной ручкой, я оказался в довольно темном помещении. В лицо не пахнуло вонью прокисшей капусты, или чем-то таким, как я себе представлял, хотя табаком пахло вполне ощутимо.
«Ах как же жаль, что только запахи не оправдали ожиданий!»
Высокий, недавно беленый потолок подпирали массивные, круглые колонны без каких-либо украшений. Трудно было понять, какого тут цвета мебель, но не из-за грязи. Нет. Тусклые лампы в пестрых плафонах все цвета превращали во что-то темно-коричневое, а бамбуковые жалюзи мешали солнцу попасть в это мрачное местечко. На фоне белоснежного потолка все деревянное от столов со стульями до колонн и панелей казалось матово-черным и сливалось с густыми тенями под ногами и плащами мрачных посетителей жавшихся по углам, как тараканы.
Видимо специально для этих посетителей мебель расставили под стены, а оставшуюся, в центре зала. Присмотревшись, я заметил, что вся мебель разная: стул с обивкой и без, что-то похожее на кресло и низкий табурет, как из детской. Столы тоже не отличались единообразием. Вместе с названием такой выбор мебели в заведении казался остроумным, но я сомневался, что в таком виде и именно эти посетители, оценят его по достоинству.