Я люблю дышать и только

А, если ты вообще ничего не ждешь? Я стала размышлять, какие у меня перспективы в ближайшее время. Деньги пока есть. Я не тот человек, которого могут успокоить несколько сот тысяч на счету. Я должна была двигаться, работать, быть в гуще событий.

Вечером пришел Тим, я покормила его.

— Ты почему молчишь? Это непривычно. И даже беспокойно.

— Мне нужна работа. Какая — я не знаю, — я беспомощно улыбнулась.

Тим не стал меня утешать и даже предлагать варианты несбыточных мечт.

— Ты найдешь, вернее, она сама тебя найдет. Я в этом не сомневаюсь, — он поцеловал меня в темечко и погладил по голове.

— Ты хочешь сказать, — стала заводиться я, что должна сидеть и ждать пока кто-нибудь меня подберет из жалости. Я, между прочим, старею.

— Есть ещё время, не бойся. Таких как ты не подбирают, их просят.

На этой фразе обсуждение было закончено. Я внутренне вся полыхала от равнодушия Тима и от безысходности положения.

Я вышла на балкон и стала жадно курить одну сигарету за другой, пытаясь погасить внутренний напор.

По двору, спокойно и мечтательно шла Алиса. У неё было детское и безмятежное выражение лица. Такое впечатление, что идет маленькая девочка, которая, ещё не достигла момента постижения собственного я, когда начинается становления себя.

А я, уже постигла собственный внутренний мир? Что там, кроме тоски и печали?

Докурив последнюю сигарету, от которой меня уже затошнило, я увидела, как в комнате Алисы зажёгся свет, она открыла окно и села всё с тем же покойным выражением смотреть на небо, словно читая написанное на звёздах или летая выше них.

Счастливая, думала я, за неё всё придумает «А.В.». Ей придется только точно выполнить задачу.

Я сама понимала, что мысли глупые. Если судить по моему же сценарию, будущей звезде придется научиться делать всё, что только может делать эстрадный, драматический, оперный и балетный артист на сцене.

Подождем. Когда-то же эта история начнется или сразу же закончится. Вот тогда, я и начну суетиться.

* * *

Утром мне позвонил Филипп Сергеевич и официально вызвал в прокуратуру. Это то, что я боялась больше всего и хотела меньше всего.

— Мне нужно допросить вас официально. Наши милые беседы не являются официальным документом.

— Разве я не все еще вам рассказала? — Я надеялась, что следователь может все напечатать, а я подпишу.

— Нет моя дорогая, человек под протокол и подпись, говорит совершенно по-другому, а чаще и вовсе даёт иные показания. Если же они у вас не изменились после наших милых домашних бесед, тем лучше. Так я вас жду в 14.00 сегодня.

Я не попрощалась. Любезничать с въедливой ищейкой мне не хотелось. Более того, я его боялась. Я не знала, что ему уже удалось узнать. Мара — тоже не последняя спица в этой корявой колеснице. Что не знала точно, могла придумать.

Лениво одеваясь и стараясь, надеть то, что мне идёт менее всего, я пошла очищать машину, которая с трудом узнавалась под слоем грязного снега и детских надписей на капоте моей любимой машинки.

Я радовалась, что Тима не было дома, так как он обязательно сказал бы, что я не должна создавать себе лишних трудностей и рассказать всё, что знаю. Он же не понимал, что именно так называемая правдивая история вся проникнута ложью и сокрытием фактов.

Районная прокуратура произвела на меня отвратительное впечатление. Видимо, тот, кто недавно делал в здании ремонт, был либо дальтоник, либо слепой. Цвета не сочетались, двери вроде бы были деревянные, а казались фанерными — жуткого салатного цвета.

По коридору носились люди, которые внимательно всматривались в надписи на кабинетах, которые тоже писал человек, плохо владеющий родным языком. Все номера кабинетов, либо вовсе отсутствовали или были специально отколоты (думай как хочешь — то ли 45, то ли 55). Зато именование чиновника были прописаны полностью. От этого понятней не становилось. Их должности были витиевато закодированы юридическими терминами. Жалко было смотреть на тех, кто остро нуждался в помощи с разъяснением предполагаемого должностного лица.

Мне повезло — на кабинете старшего следователя было всё — должность, номер, понятно написанное звание и фамилия работника кабинета.

Я постучала, и дверь открылась, как поминовению волшебной палочки.

— Вы стояли за дверью и ждали? — Игриво спросила я.

— Нет, у вас очень характерная походка и стук каблуков. Уверенная, ничего не боящаяся женщина. Так ведь?

— Ничего подобного. Я боязливая и сомневающаяся натура.

— То, что сомневающаяся — это верно. Сейчас, я уверен вы думаете — рассказать, наконец, мне правду или опять выдумывать и умалчивать.

— Судя по вашему уверенному тону, вам многое удалось выяснить, — я по-настоящему стала бояться этого «добродушного» блюстителя закона.

— Вы не ошиблись. Зачем вы так принижали своё участие в операции «Легенда звезды». Вы же писали сценарий?

— Это разве криминал? — Я облегченно вздохнула.

— Что вы? — Изумился Филиппок, как я стала называть его про себя — дружественно-издевательски. Там, у вас, — следователь кивнул в направлении «Останкино» очень любопытно. Людей много интересных ходят, поют, танцуют…

— …сплетничают.