Я люблю её

Мы долго беседовали, и я понял, что к тому же она очень чуткий, понимающий собеседник. Мы заговорили обо мне. Я без неловкостей рассказал о своей любви к гонкам и о проблемах со спонсорами. Наверное, впервые мои проблемы стали казаться мне мелочами, когда меня слушали такие чуткие собеседницы. И почему она не приходила чаще? Наверное, муж Аделины не слишком любит гостей. Правда, такое, по-матерински, понимающее создание могла бы растопить сердце любого мужлана. У неё были тонкие брови дугой над добрыми карими, почти черными глазами, веки, намазанные голубой краской под цвет маникюра – я заметил это, когда она погладила расстроенную Аделину по плечу, в то время как та, вспоминала свою мать, оставшуюся в далекой России. Это я был виноват: заговорил о своей. Вдруг, на ум мне пришла мысль, которая перечеркнула всю прелесть того вечера. Я наблюдал за тем, как скользят по Аделининому плечу крупная кисть руки её подруги, и вспоминал рассказ о влюбленном в неё артисте кабаре… Это был он. Она! Он!.. Оно сидело передо мной, полностью расположив к себе, завоевав мое доверие, позволив считать своим другом! Как же жалко мне стало её мужа… Он значит в командировке, а она в дом это пригласила! Пускай, я сейчас поступаю некрасиво осуждая человека, который сам по себе… что в принципе сужу человека, ведь, судить нельзя, но… но мужа её мне, действительно, стало жалко. А что если… а что если он знал про эту… этого. Теперь ясно, что его хмурит день ото дня! Она вроде с тобой, вроде твоя, а из сердца этого чудика ненормального выпускать не хочет. Стойте! Она ведь даже не скрывает, что встречается с ней, с ним… При мне её муж убирал её… его! забытые вещички с дивана. Несчастный, он терпит. Терпит любя… Я бы, наверное, не смог.

4

Вернулся я за несколько дней до начала занятий в университете. Во время рождественских каникул отец предложил мне остаться дома, видимо, мама на него подействовала. Я ответил, что подумаю. Что очень хорошо над этим подумаю.

Мои соседи были не в духе. Оказалось, я пропустил что-то важное. Увидев Аделину, я решился поцеловать её, как друга, но она отринула от меня.

– Мы не целуемся при встрече и при прощание, – напомнила она, имея в виду скорее всего, россиян.

– Как вы выражаете дружелюбие?

– Хорошо, если не обзовем друг друга… Шучу. Мы располагаемся не ко всем подряд. Мы очень разборчивы, поэтому кажемся серьезными.

– Должно быть, у вас даже один ласковый взгляд значит очень много.

– Интересная мысль.

Я почему-то сразу подумал, что её муж, коренной итальянец, очень похож на русского.

Вдруг, не сразу, но, вдруг, она заплакала, закричала, что очень хочет вернуться домой хоть ненадолго, увидеть тех, кто не считает её выбор ей не парой, хочет услышать родную речь, прогуляться по родному городу… Но прошло всего пара минут, и она успокоилась. Когда она вытерла слезы, можно было решить, что она не плакала никогда в жизни.

– Извини, у нас тут была трудная неделя.

Я узнал, что нападки продолжались, что её мужу грозила потеря работы. Что Аделина, не выдержав, прибежала к нему в школу на собрание и заявила во всеуслышание, что все они могут придти вечером в тот клуб-кабаре и убедиться сами, какая из неё стриптизерша, чтобы в следующий раз несколько раз подумать, прежде чем обвинять человека.

Я полностью с ней согласился и решил, что я уж точно пойду туда и, в любом случае, ничего не потеряю. Меня вдруг посетила мысль: что если то, что она мне тогда рассказала про бокс, про тренировки – все вранье, и на самом деле, она работает в ночном клубе? Тогда и не удивительно, что она сблизилась с тем чудиком. А её муж! Что за несчастный человек в такой компании! И эту женщину я воспевал в своих мечтах! Стриптизерша и строгий препод с рогами. Мне тут же стало стыдно за последнюю мысль, потому что Аделина и её муж Витторио пригласили меня поужинать вместе с ними.

– Ты, ведь, не пойдешь в клуб? – спорил Витторио Аделину.

– Пойду. Я подумала и решила. Я очень хорошо подумала. Пускай видят то, что хотят видеть… Им плевать кто мы на самом деле, им лишь бы придраться исходя из стереотипных ошибок нашего общества. Нашего и вашего. Не смотри на меня так… Ну, хорошо! Не пойду.

В тот день они открыли бутылку очень крепкого благородного вина, давно подаренную кем-то из благодарных родителей учеников, теперь нападавших на семейную пару. Видимо, не хотели хранить, как неприятное воспоминание. Это винцо сильно ударило мне в голову, и когда Аделина отправилась спать, а её муж остался мыть посуду, я подошел к нему и выпалил:

– Вы любите свою жену?

Открыв рот, он смотрел на меня сквозь стекла своих очков, так словно был не близорук, а глух. Прозвучала затяжная пауза, за время которой я мучительно решал какую из двух мыслей мне ему открыть: что она любит не его, а переодетого в женское платье мужчину или что я отчаянно люблю её.

– Вы решили, что моя жена стриптизерша в ночном клубе? – заполнил тишину голос Витторио.

– Нет! – крикнул я, – Никогда!