Я люблю её

Звучал хит конца 70х «Splendido, splendente» (что в переводе с итальянского означает «красивая, блестящая») об ироничной любви к пластической корректуре лица и тела. Я отвлекся от Аделины: публики становилось всё больше. Одну женщину я узнал сразу, она посещала Витторио в тот злосчастный вечер. Судя по её внешности, она не пренебрегает «bisturi perfetto» (что в перевод с итальянского означает «совершенный скальпель», и это цитата из той же песни), если бы мышцы на её лице могли бы двигаться, она бы выразила презрение по отношению к играющей песни и к прекрасной Аделине. Я снова посмотрел на сцену, у меня закружилась голова. Наглая люстра слепила мне глаза. Я подумал, что сейчас уйду, что пойду домой пешком. Я надеялся, что выпадет снег и полностью протрезвит меня. Развернувшись, я увидел, как от двери в сторону сцены медленно, пробираясь через толпу зевак, идет Витторио, не отводя взгляда от своей супруги. Если бы не очки на нём, я бы, быть может, по выражению глаз, понял, что он тогда чувствовал: гнев, шок и опустошение после увиденных доказательств своих опасений. Кажется, внешне он оставался таким же невозмутимым, как и всегда. Я подумал, что Витторио изо всех сил скрывает свою злость. Он дошел до середины зала (встал прямо под люстрой) и замер. Только тогда, я заметил, что на нём было легкое весеннее пальто, оно было длиннее его зимней куртки, но совершенно не подходило по погоде.

Взгляды мужа и жены встретились, и, мое любопытство обрадовалось тому, что хоть у одного из них появились эмоции. Как же она заволновалась! Аделина прекратила танец, а музыка продолжала играть.

Я думал, он подойдет и даст ей пощечину, но он остался на месте и произнес:

– Моя жена здесь никогда не выступала… Этим занимался я. И признаться честно, всё еще занимаюсь.

Не дожидаясь пока до публики, дойдет смысл всего сказанного, Витторио скинул плащ и… остался в одном платье. Красном платье.

Её подруга – это её муж! Её муж – надевает платье! Кто бы мог подумать!? Точно не я! Безумие… Он снял очки, продемонстрировав ближестоящим яркий макияж. Все мы ахнули. А местные работники и завсегдатаи заулюлюкали и зааплодировали – он был их звездой.

В ту минуту я, признаться, забыл свое собственное имя и не мог вспомнить до самого утра.

Аделина за считанные секунды оказалась рядом с Витторио.

– Зачем ты делаешь это? Они не поймут… Зачем же? – она взволнованно шептала, держа его за плечи, а он оставался спокойным, – Если бы ты не… Для них бы всё оставалось по-прежнему.

Он аккуратно убрал ее руки со своих плеч и поднялся на сцену. Нет, танцевать он не стал, чем расстроил всех ожидающих этого; он толкнул речь.

– Вы добиваетесь правды, а правда для вас – это оглашать всё, что происходит в вашей личной жизни, – он говорил и его взгляд, блуждающий по толпе, как по однородной массе, внезапно, остановился на одном из близстоящих мужчин,– Я же не ставлю вам в вину то, чем вы занимаетесь у себя за закрытыми дверьми, например… в ванной?

Мужчина, решив, что обращаются к нему лично, запротестовал:

– За незаконные запаковывающиеся устройства в моей личной квартире я подам на вас в суд! Если же вы…

– Простите, я лишь предположил… Я не мог этого никак знать.

– Да не оглашать они хотят, – крикнула Аделина стоя на сцене, скрестив руки на груди, – Они боятся потерять стабильность своего шаблонного существования, вот чего они бояться.

–Аделина права, – сказал Витторио, выслушав.

Синьор покраснел и стал трясти руками, а Витторио решил, раз уж на то пошло, показать на примере, что значит ощущать чужой нос в своем деле. Деликатно не коснувшись ни взглядом, ни словом присутствующих женщин, он обратился к ещё одному синьору, стоявшему в углу, словно бы не причем.

– Вы, синьор инженер… вы уже рассказали своей жене, что ходите сюда каждую среду? Мне сказали это мои друзья… не понимаю, зачем они сплетничают. Не беспокойтесь, мы не раскроем ваш секрет синьоре, с кем именно вы здесь проводите время… Ой, простите синьора, я не заметил, что вы тоже здесь. Простите… Я честно не хотел!

Речь Витторио была искренней импровизацией и, в это трудно поверить, без малейшего желания кого-либо обидеть. Но те, к кому были обращены его слова, этого, конечно, не заметили. Он ещё долго говорил, а я переключил свое внимание на неё… Как она была красива… И растеряна и нежна, и влюблена и любима. Ангел в притоне. Это всё ради него. Ради него она себя подставила. Я влюбился в то, как блистали её глаза, но блистали-то они только потому, что он был в её жизни. Тут мне поплохело и я бы, наверное, упал, если бы какая-то незнакомая девушка-сотрудница этого кабаре, не отвела меня к столику. То есть, мне остается только надеется, что это была девушка… Хотя какая уже разница, честно слово, человек мне помог, разве важно было, что на нем было надето, и как он себя ощущал. Ощущал, как ему было удобно и хорошо, и никому этим не мешал. Спустя час все обвинители покинули здание. По-моему, в судьбе Витторио и Аделины не грядет никаких перемен. Каждый остался при своем мнении.

5