Я люблю нелюбимого брата (СИ)

Пока брюнетка вела меня по извилистым коридорам здания, я в пол-уха слушал её рассказы о самой фирме. Оказывается, отец последнее время очень отдалился от работы, не мудрено, какой нормальный мужик будет сутками засиживаться в офисе, когда дома красавица-жена и маленькое ангельское существо. Вместо отца тут какой-то «страшный» руководитель и всеми заправляет. Секретутка, пардон еще раз, говорит, что с его появлением колени дрожат у всех: начиная с самых низов и заканчивая топовиками. Никто больше не треплется в коридорах и не дымит в курилках, все работают с лошадиной отдачей, боятся потерять свое место.

– По-моему, этому работяге-перфекционисту должно быть всё равно, кто там подшивает бумажки и складывает документы в конвертик.

Она с неким удивлением на меня уставилась. Думала, наверное, что отец меня впихнет на самую высокую должность, сразу.

– Эм… проходите, прошу.

Двери витражной расцветки зала открываются, и меня встречает холодное белое помещение с большим окном на всю стену и замечательным видом из него. Виктория Владимировна (написано на бейджике секретарши), снова улыбается мне своей нейтральной лыбой и закрывает за собою дверь, оставив меня ожидать босса в одиночестве.

Чтобы не терять зря время, я мелкими шагами мерил зал, то и дело оглядываясь по сторонам. Не слишком напичкано, но баснословно дорого и шикарно. Видимо, отец вложил сюда не только душу, но и целое состояние. Мое внимание сразу привлекли старинные напольные часы, которые смирно стояли у громадного окна, с позолоченным циферблатом, за стеклянной дверцей которых беспрестанно со стороны в сторону качался маятник. Окрашенные в белый цвет стены и бордовый паркет придавали кабинету особо важный и представительный вид. Вдоль зала в самой середине помещения находить символ политкорректности – длинный стол овальной формы со стеклянной поверхностью с окрашенными под золото краями. На нем уже стоят стаканы и бутылочки с минеральной водой. По контуру стола размещены мягкие белые кресла с высокой спинкой. В целом, просторное помещение с высоким потолком. Стены укрыты дорогими репродукциями картин Рембрандта и Дали, а вот и любимейшая картина отца: Клод Моне «Впечатление. Восходящее солнце». Раньше, помню, она висела в кабинете отца в нашем доме, но потом ему показалось, что приятней любоваться нею будет именно на работе, и он перевез картину на новое место.

С этим шедевром импрессионизма связано очень многое. Когда мать умерла, отец часто закрывался в своем кабинете и мог часами пялиться в одну точку. А так как кресло в его кабинете было расположено прямо напротив висящего шедевра Музея Мармоттана, то это и стало его «точкой». Хорошо, что отец все-таки её убрал, она нагоняет некую тоску.

Напряженное ожидание меня сильно напрягает. Очень грамотно действует господин «начальник», заставляя себя ждать, тем самым он как бы дает понять, кто здесь хозяин.

Через несколько минут двери открываются, и я чувствую, как кровь приливает к щекам, а потом резко стекает в ноги. Сердце начало бешено колотиться со всей дури, а в животе предательски все сжалось. Хорошо, что я не успел позавтракать, а то мы сейчас могли бы лицезреть всё содержимое моего желудка. Оказывается, вот кто этот «башковитый молодой парень», вот кто этот “строгий начальник”. Я даже вначале не поверил своим глазам, неужели передо мной стоит мой старый знакомый, который за всю мою жизнь ни разу не вызывал у меня одобрения?

А он заметно повзрослел. Уже нету того ребяческого взгляда и раздражающего позитива, что всё время от него исходил. Четко видна линия скул, немного впалые щеки делают его лицо острым и тонким. Только губы слегка полноваты. Малыш стал серьезным и знатным. Но если это и вызывало страх у подчиненных, то у меня это вызывает только отвращение.

– Можешь сколько угодно смотреть на меня свысока, мне все равно. Поверь, я сам не рад такой перспективе.

Неожиданно ледяной голос обдал по ушам. Он и дальше будет играть в эту игру? Я думаю держать субординацию при такой нелепой ситуации крайне глупо.

– И как мне теперь тебя называть? – Мой тон всегда отличался надменностью, когда я этого хочу. – Вова или Владимир? Или Владимир «Как-вас-там-по-отчеству»?

– Владимир Сергеевич, при посторонних…

– А когда наедине? – резко перебиваю парня на полуслове и вкрадчиво интересуюсь.

– Перестань. – Ух ты, он и шипеть умеет?

Всем своим видом я стараюсь не показывать, что уже готовлю план побега. Но это только с одной стороны. С другой же – я хочу утереть ему нос и показать все, на что я способен. Хочу доказать, что я лучше. Доказать отцу, что он может мной гордиться не только на сцене с микрофоном в руках, но и в плане бизнеса. Не хочу больше слышать от него, какой Вовка перспективный и удаленький паренёк, я лучше него в миллионы раз. И, самое главное, я хочу показать Максу, что достоин его выбора. Я больше не хочу, чтобы тот страшный эпизод всплывал у меня в кошмарах и мучил меня. Да, я простил его, но не могу забыть, как губы этого человека касались моего Макса – это выше моих сил.