Я люблю свой велосипед. Молодая бесцеремонность. Секреты жительниц Берлина

«Что касается меня, в данный момент я предпочитаю гетеросексуальные отношения», – говорит Кортни, американка, встреченная мною на вернисаже. Она без тени смущения рассказывает о себе, вероятно находясь под впечатлением от муляжей матки, развешанных вдоль одной из стен галереи (они похожи на вяленые абрикосы, возвышающиеся над мужскими половыми членами, а надпись, сделанная автором, гласит: «Вагина без проникновения в ее наиболее полной версии»). Продолжая щебетать, брюнетка (хотя вполне может быть, что смоляной оттенок ее стрижки à la Ума Турман в фильме «Криминальное чтиво» обязан хорошей окраске волос, это трудно определить в розоватом неоне освещения выставочного зала) сообщает, что регулярно бывает в KitKat Club, где от души веселится, сотрясая в танце свое длинное тело (метр восемьдесят два ростом) в духоте вечеринок Carneball Bizarre. Это карнавал раскрепощенной плоти, торжество во имя ее могущества, куда ты можешь прийти только при соблюдении дресс-кода в одежде: кожа/униформа для секса/облик фетишистки и т. д., и даже можно заявиться абсолютно обнаженной, допускаются лишь стринги и бондажные шнуровки.

Что касается бондажа – практики, заключающейся в ограничении или полном лишении партнера подвижности, то он завоевывает в Берлине все большую популярность. И гладиаторские веревки, и связывание партнера, и подвешивание его в пространстве (что-то вроде Спайдермена, только в эротическом жанре) – все это пришлось по вкусу Свену Марквардту, физиономисту и фотографу, от доброй воли которого зависит ваше проникновение в «Бергхайн». Всемирная известность клуба, безусловно, способствовала взлету творческой карьеры Свена, хотя нельзя не сказать, что уже в конце 1980-х его снимок «Взгляд панка» настолько понравился в Восточном Берлине, что он был приглашен на международный фестиваль фотографии в Арле. Через двадцать лет, в течение которых он сделал себе около дюжины наколок, Свен Марквардт, король берлинских ночей, завоевал сердца тысяч фанатов бондажа, живущих по принципу «свяжи меня, а не то я совершу непоправимое!».

Мои впечатления о друге-трансвестите

Эрна, Ювелия, ее подруга Заза и незабываемая Кимберли… С ума сойти, как часто мне приходится общаться с трансвеститами с тех пор, как я поселилась в Берлине. Хотя можно предположить, что это вызвано также и тем, что они проводят время в тех же барах, что и остальные. Разумеется, по вечерам вокруг Ноллендорф-платц, штаб-квартиры геев, их больше, чем в других кварталах города. Но, будучи настоящими берлинками, они могут зайти в любое кафе выпить по бокалу вина по пути с работы домой.

Возьмем, к примеру, мою соседку Ювелию, оставляющую за собой шлейф духов с ароматом пачули на лестнице и обрывки тюля на ступенях. «Ты француженка? – спросила она меня через несколько месяцев после моего приезда, не отпуская меня ни на шаг. – Тогда ты должна знать Далиду!» По ее словам, ей нет еще и восемнадцати (прибавьте лет двадцать, и не ошибетесь), но можете быть уверены – отправляясь к соседу Джорджио, она до умопомрачения ярко накрасит глаза, используя для этого не только черную подводку, но и фиолетовые, зеленые и розовые тени невероятных оттенков. Считая меня своей подругой, она отныне приглашает меня на свои шоу, устраиваемые под эгидой «Джиджи, Бамбино и компания». Именно так Ювелия называет «концерт» из пятнадцати песен, которые она исполняет, перекрывая хриплым голосом мелодию, доносящуюся из старого кассетного магнитофона. Кроме того, она еще и танцует, покачиваясь на высоких каблуках и помахивая облезлым боа. Вскоре я была приглашена к ней домой, в розово-конфетное гнездышко, от красоты которого «сама Барби лопнула бы от зависти, разве нет?». На стенах в окружении гирлянд из искусственных роз развешаны ее фотографические портреты в более или менее обнаженном виде. А потом я познакомилась с Лотарем, ее парнем, и Зазой, ее лучшей подругой («Посмотри, какие у нее красивые груди, упругие, как теннисные мячики, и никакого силикона, только гормоны, как у тебя!»).