Я люблю тебя, небо

При составлении перечня фигур для обязательного неизвестного («темного») комплекса организаторы постарались обойтись минимумом отрицательных штопорных вращений, совершенно исключив отрицательные штопорные «бочки» и «полубочки» на вертикалях. Такие фигуры обычно являются украшением комплекса, но зарубежные спортсмены не очень-то охотно вставляют их в свои произвольные комплексы, а в «темном» стараются и вовсе их избегать.

Трудно было разобраться в правилах, касающихся различий при составлении произвольных комплексов полуфинала и финала. И зачастую получалось так, что фигуры очень сходные нужно было считать различными, и наоборот — непохожие даже по знаку перегрузки (по виду полета) считать одинаковыми. Опять-таки сообща долго думали над решением всех этих сложных и запутанных вопросов.

Основная работа, конечно была с произвольными комплексами. Мало просто разобраться, какие фигуры взять для первого, а какие для второго комплекса. Велась большая и тщательная селекция, отбирались фигуры, которые увязывались по скоростям, а комплекс, составленный из них, хорошо держался по месту и высоте, точно выдерживал сумму коэффициентов трудности. Все это — дело далеко не легкое, и не случайно, составление произвольного комплекса обычно занимает долгие недели, поглощая все свободное время. Вместе с тем, это очень увлекательный и радостный труд.

Затем следует отработка и шлифовка комплекса, когда от полета к полету уточняется место той или иной фигуры, отрабатывается скоростной режим, уточняются тактические маневры при работе в различных погодных условиях и т. д. Так в напряженной работе проходят день за днем, полет за полетом.

Надо сказать, что Мартемьянов быстро справился с этой задачей, и спустя две недели после приезда в Ессентуки его комплексы в основном были уже готовы. Он никогда не работал в полсилы, и если выходил на точку — было на что посмотреть! И все мы тянулись за ним. Мне много раз приходилось наблюдать за работой Владимира в зоне, и что поражало — никаких отступлений от принятой схемы и программы полета. Высшая точность, аккуратность и дисциплина во всем!

Он снова и снова отрабатывал казалось бы хорошо известные фигуры и комбинации. Да, Мартемьянов, наш Мартин, был великий труженик. И становилось ясным, в чем причина удивительной стабильности результатов выступлений этого замечательного летчика, абсолютного чемпиона СССР и абсолютного чемпиона мира.

Еще раз убеждаешься в правоте одного философа, утверждавшего, что талант — это дверь, которую открывает труд. Дисциплина полета и трудолюбие — вот единственно верный путь к вершинам летного мастерства.

Лично я не очень-то верю в собственное признание Владимира о том, что выступление на IV чемпионате мира в Москве было его «лебединой песней». Наверное, это он утверждал из-за обычной, всегда присущей ему скромности. Слишком много было у него жизненных сил, чтобы можно было принять такое заявление всерьез, и слишком серьезно он готовился к чемпионату.

...Железный режим дня. Подъем. Зарядка. Холодный душ под собственный аккомпанемент: «Пою тебе, бог Гименей»... (а в душевой — сумасшедший резонанс). Затем аэродром, полеты. Мартемьянов обычно просил планировать его полеты в первую очередь, чтобы в часы, остающиеся до обеда, готовиться к экзаменам — Владимир заканчивал курс отделения журналистики Высшей партийной школы при ЦК КПСС.

После обеда — разбор полетов, подготовка к новым полетам, стадион, ужин. Свободное время уходило, как правило, на работу с комплексом или просто превращалось в вечер вопросов и ответов. И снова душой таких бесед был Мартемьянов.

Но время идет, скоро отбой. Владимир встает, потягивается, подходит к окну, щурится в чернильное небо:

— Интересно, какая завтра погода будет с утра. Хочется облетать еще один вариант.

А минут через десять, уже лежа в постели, слышу его еле различимое бормотание:

— Я успокаиваюсь...

И сосредотачиваюсь на своем лице...

— это он повторяет комплекс формул успокаивающей части психорегулирующей тренировки.

Погода стояла весенняя, ясная, и в редкие свободные часы Мартемьянов уходил в горы с этюдником, сделанным экспромтом из альбома, рисовать Эльбрус. Он мог часами слушать музыку.

Это был в высшей степени разносторонний человек, тонко чувствующий прекрасное. Он любил жизнь, и она платила ему тем же.

Раннее утро 13 апреля было чудесным. Все искрилось и сверкало на солнце. Видимость была такая, что на седом Эльбрусе просматривались мельчайшие морщинки далеких ущелий и пропастей. Земля дышала глубоко и свободно. В бездонном голубом небе дружно пели неугомонные жаворонки. Владимир был в приподнятом настроении: накануне он нашел удачную концовку комплекса, и ему не терпелось проверить ее.

— Борис Петрович, — сразу после построения обращается он к руководителю полетов, — дайте мне, пожалуйста, первую зону.