Я люблю тебя, прощай

Мои хотят устроить для меня вечеринку в следующую субботу. Мама с папой то есть. Прикидываются при мне, будто они друзья — водой не разольешь. Улыбаются как полоумные. У папы хватает ума сдерживаться, он даже вроде как сконфужен. Мама улыбается.

— Все что пожелаешь, сынок, — говорит он.

— Приглашай хоть всех друзей! — Это мама, а сама смотрит на меня внимательно и спрашивает, есть ли у меня друзья.

Ни фига не соображает. Само собой, я уже обзавелся кое-какими корешами. Понятия не имею, где они живут, и у нас дома они мне ни к чему. А то она испечет какой-нибудь кривобокий торт с украшением — с футбольным мячом там, а может, даже Шрека приляпает. С нее станется. Шариков везде понавешает, игры, чего доброго, затеет.

— Нет, спасибо, — говорю я. — Не нужно никакой вечеринки, ладно?

Ну, она вручает мне пятьдесят фунтов и новые джинсы в деньрожденской обертке, какие я хотел, и отчаливает домой, к нему. К Альпину. Своему козлу. Дико как-то произносить такое вслух. Мы с папой смотрим футбол. Мне, если честно, этот футбол по барабану. Но так уж у нас повелось, а потом — как я папе-то скажу? Он на футболе просто сдвинут.

Ну вот и сидим перед ящиком, папа распалился, надрывается, матерится, а я таскаю ему пиво, чтоб он чего-нибудь не пропустил.

Как мама ушла, он здорово изменился. Реально, лучше стал. Почти не орет и даже не пристает с уборкой. А вообще, если так подумать, мама тоже стала лучше. Хоть и такая же зануда, но больше не командует. Они теперь все время интересуются, как у меня дела, и покупают всякую пофигень. Вроде радоваться надо, а не радуюсь. Слишком все запуталось.

После матча, который я совсем и не смотрел, мы с папой достаем индийскую еду, которую еще надо разогревать. Она, по правде говоря, с душком, но я молчу. Здорово, что новая папина по дружка сегодня не притащилась. Да нет, она ничего, только это такой напряг, когда мы здесь втроем. Папа поет «С днем рожденья тебя!», а я замечаю, как он похудел и постарел. Хреново, однако…

Заглядываю на сайт к Джейку, и представляете — Роксана пишет ему «Привет!». С какой это стати она к нему зашла? У нее включена камера, и я вижу — она надела сережки с дельфинами. Дерьмовый же выдался у меня день рождения. Джейк — выдуманный персонаж, и камеры у него быть не может. Я-то вижу Роксану, а она видит только фотку Джейка.

«Красивые сережки», — пишу я, то есть Джейк пишет.

«Спасибо». — Она улыбается и трогает их. Она же так редко улыбается; чем это Джейк заслужил ее улыбку?

«Откуда?» — спрашиваю я и спохватываюсь, да поздно. Джейк никогда не спросил бы.

Она настораживается. Черт! И сама спрашивает:

«А что?»

«Да искал для сестры такие».

А здорово я выкрутился! Джейк именно так сказал бы. Я уже влез в его шкуру.

«Без понятия. Может, из “New Look”?[30] Подарил кто-то».

Вот те раз. Я даже забываю думать как Джейк, просто сижу и пялюсь на экран.

«Ты здесь?» — спрашивает она.

«New Look»? Черт меня побери, там же нет ничего дороже 50 пенсов!

«Джейк?»

Не помнит, значит, кто подарил?

Всего полдевятого. Сгоняю к Мацеку. Скажу, что мне уже пятнадцать. Может, он мне чего подарит. Он же меня еще не отблагодарил за рождественский подарок, а это хороший повод.

Какие-то ублюдки изгадили Мацеку фургон — написали баллончиками на белой стене «Сдохни, грязный поляк». Слова черные, с подтеками, но уже высохли. Может, работа Кайла и его кодлы? На прошлой неделе кто-то таким же манером исписал матом всю автобусную остановку, а до этого — почту. Я знаю, Мацек не всем нравится. Из-за того, что поляк. Но требовать, чтобы он сдох, — это уж чересчур. А я вот что сделаю: предложу ему закрасить эту пакость. Хм, дверь заперта.

И тут до меня долетает какой-то звук, как будто там, внутри, кто-то есть и ему больно. Если Мацек дома, чего ж тогда дверь заперта? Очень странно.

— Мацек! Ты в порядке? Это я, Сэм.

Нет ответа. Я уже собираюсь выламывать дверь и спасать Мацека, как вдруг слышу: в фургоне засмеялась женщина. А за ней и Мацек.

— Все хорошо, Сэм! — кричит. — Потом приходи!

Вот тебе и порвал с миссис Маклеод.

— Чтоб ты сдох! — говорю я.

Но он не может меня услышать. И вообще, я это не всерьез. В том смысле, что Мацеку, конечно, тридцать семь и все такое, но он, по-моему, больше мальчишка, чем я. Не морочила бы она ему голову. Ох уж эти женщины.

Аня

Что я за женщина такая? Мне рожать через месяц, а я о ребенке и не думаю. Я смотрюсь в зеркало после душа, втираю крем в кожу живота. Надеюсь, он все-таки объявится, этот пресловутый материнский инстинкт. Умом я, конечно, понимаю, что ребенок уже реально существует, но в душе я этого не чувствую. Я всегда — всю свою жизнь — наблюдала за происходящим с приличного расстояния, а сейчас отодвинулась еще дальше.