Тогда кто-то из его приятелей рассказал про ресторан, а официантка там – полька, и она не понимает, чего он просит. Приносит ему не ту еду, не то питье. Дает не ту сдачу. А его собственная жена не может устроиться в этот ресторан на работу. И они все принялись по-дурацки качать головами и возмущаться дурацкими голосами: «Да. Неправильно. Совсем, мать их, неправильно».
И я ушел домой, потому что все понял. Понял, про что они говорят. Я уже был почти на стоянке для фургонов, как вдруг слышу шаги, и этот мужик обгоняет меня и говорит на ходу:
– Гребаный поляк. Вали, паскуда, домой.
И все. Но сердце у меня колотится так быстро, и я слышу свой голос:
– Нет! Сам вали! Ты дурацкий… дурацкий паскуда!
Мужик оборачивается, а я думаю:
Он полез за чем-то в карман, и я чуть не надул в штаны. Я слабый человек, у меня почти никаких мускулов нет, поглядите! Но я распрямился во весь рост и как заору: «
Так у нас говорят «да пошел ты», очень грубо. А я это сказал как сердитая собака, горлом. Не думал, что могу так. Но оно сработало. Мужик плюнул в мою сторону и ушел, очень быстро.
Давай, паскуда, беги. Я лев!
Как темно вокруг, но я уже дома. Нет, не дома. Это не дом.
Хочу отрезать хлеба, а он заплесневел. Ставлю на огонь чайник, а чайные пакетики кончились. И дождь, пока меня не было, нашел дырку в крыше, и теперь у меня сырая кровать. Даже дождь сегодня воняет. Как старики, которые у нас дома целыми днями сидят в парке. Я вытаскиваю все из карманов и не могу найти кошелька.
Вот что бывает, когда вместо снега идет дождь, а ты любишь Белоснежку, но у нее есть муж.
На следующий день у меня выходной и кошелек отыскивается в другом кармане. Иду в лавку – купить что-то на завтрак. Бекон и яйца, упаковку французских рогаликов. И чувствую – она здесь, в лавке. Вот она, в очереди. Первый раз, после того как обнял ее. Она такая
Но у нее такой неприветливый вид. И больной.
– Аня, вы здоровы?
– Здравствуйте, Мацек.
Мое имя у нее на устах! Просто называет меня по имени, а как будто признается мне в любви. Глупо. Знаю, что вы думаете. Давайте, давайте, смейтесь надо мной! Бедный, трогательный Мацек – как мало ему надо для счастья.
– Да, я здорова. А что, выгляжу больной? Время года такое. Хотя, пожалуй, вы правы. Мне немножко нездоровится. – Она отворачивается и тихонько, словно только самой себе, говорит: – Должно быть, я больна.
Я много раз думал о том, как мы обнялись. Много раз. Сказать, как это было? Я обнимаю ее, а она поначалу не шелохнется. Потом кладет руки вот сюда, мне на пояс, а голову склоняет сюда, ко мне на грудь. И чуть-чуть вздыхает, печально так. А потом – к этому я чаще всего возвращаюсь – она притягивает меня к себе. Я чуть в обморок не рухнул, сердце так и зашлось. Стою и думаю: теперь что? Поцелуй? Но прежде, чем я ее поцеловал, она отпустила руки и убежала. Без пиццы.
Теперь мы с ней в лавке. В очереди перед ней всего один человек, и он уже почти закончил. Времени совсем мало.
– Аня, где больно? В животе? В голове? Это грипп?
Она ничего не говорит, хотя смотрит прямо на меня. Смотрит и бледнеет.
– В животе, – говорит она. – Мне что-то дурно.
Теперь ее очередь, и Аня протягивает продавщице какой-то видеодиск, буханку хлеба и газету. Продавщица щелкает кассой, Аня рассчитывается. Думай, Мацек, живей думай, что сказать, чтобы задержать ее! Но она вдруг говорит:
– Рада была с вами повидаться, Мацек.
И дверь за ней закрывается.
Плачу за свои рогалики, даже не смотрю на сдачу. Выхожу из лавки и думаю – все, конец. Но чудо! Она сидит на скамейке. Наклонилась вперед, голову руками обхватила.
– Аня, пожалуйста! Что случилось? Я отведу вас домой, и сумку вашу донесу. Мне не трудно.
– Это очень любезно с вашей стороны, Мацек. Но думаю, мне просто нужно немножко посидеть.
– Вы далеко живете?
– Нет, чуть выше по улице. На Содейл-роуд.
– А. – Мне это, конечно, уже известно.
– Не знаю, что со мной такое. Слабость какая-то. И усталость.
– Наверное, вы слишком много работаете. Какая у вас работа?
– Я семейный консультант. Бывает, устаешь очень, но работа интересная.
– Вы рассказываете женатым людям, как обезопасить их брак, да?
– Нет, чаще выслушиваю, почему они несчастливы.
– А брак, его стоит безопасить?
Она на миг задумывается. Я буквально вижу, как она думает. Это человек, который осмотрительно выбирает слова.
– Хороший брак – стоит. Хороший брак может спасти жизнь.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не обнять эту ледяную женщину.
– Вы о любви много знаете, наверное, – говорю я.
– Гм… я много
– Я тоже. Я философ ведь.
Она слегка усмехается, будто я пошутил.
– Я хочу сказать – философ по образованию. В Кракове я преподавал в колледже.
– Вот как. Я догадывалась, что вы не обычный торговец пиццей.
– А каковой он, обычный торговец? Все думают и чувствуют по-своему.
– Да, конечно. Это я глупость сказала. Как сноб.
– Вовсе нет. Мы все так думаем. А иначе – времени не хватает.
– Да, не хватает.
– Наверное, мы оба философы.