Я люблю тебя, прощай

Доктор считает, что я просто перенервничала из-за будущей беременности, никаких таблеток не нужно. И в любом случае – «антидепрессанты не пойдут на пользу плоду, буде таковой появится». Как будто теперь мне есть дело до этого ребенка!

– И месячные в последнее время какие-то странные – нерегулярные и очень слабые. Просто мазня.

– Да? В таком случае вам, вероятно, следует пройти тест на беременность.

По дороге домой я размышляю о будущем. Голова идет кругом! Все надо ломать. У меня все было так хорошо распланировано, а теперь я словно ослепла, а кто-то взял и переставил всю мебель в моем доме. Беременна! Где же моя радость? Мои надежды? Надо заехать в аптеку за тестом, говорю я себе и… пропускаю поворот. Завтра куплю, успокаиваю я себя.

Теперь я точно понимаю, как словом «неустойчивый» можно описать состояние психики. Перед глазами все плывет, земля уходит из-под ног. Но все это не имеет никакого значения, а имеет значение, более того – пугает меня то, что я не в силах сосредоточиться. В голове первозданная пустота.

Примусь за что-нибудь и застыну столбом. И так весь день. Взяла в руки туфли, села на кровать и смотрела в окно бог знает сколько времени. Бог знает, а я нет, потому что не заметила, как отключилась. Вчера зашла в ванную за лосьоном для тела (собиралась взять с собой в бассейн) и впала в транс прямо перед зеркалом, а когда очнулась, оказалось, что уже опаздываю. А в раздевалке увидела в зеркале собственные груди и в восхищении не могла оторвать глаз. Отрадно после стольких лет обнаружить у себя приличный бюст. Никаких сомнений – я беременна. И тест не нужен, это очевидно. Только не так, как я себе представляла.

Мацек! Вон он, сидит на своем месте, а я плаваю, в точности как в прошлый вторник. А кажется, будто год назад. Сегодня он не улыбается мне – почему? Смотрит серьезными черными глазами. Словно ничего не было. А что было? Непредвиденный эпизод. Несчастный случай. Магазин, тошнота, озноб, «Голдвассер». Тот час я могу объяснить только как внезапный приступ. Эпилептический припадок. Меня в определенном смысле там не было. Хотя, разумеется, я все отчетливо помню; во всяком случае, начало и конец. Теперь я понимаю, что значит «лишиться чувств», и знаю, что человек не может отвечать за то, что с ним происходит, пока он в бесчувственном состоянии. И Мацека я тоже ни в чем не виню. Я пала жертвой не его, а моего собственного тела. Отпускаю себе этот грех и впредь обязуюсь быть начеку.

Я его целовала или нет? По-моему, нет. Не по-настоящему, во всяком случае.

Я так ослабла, а он казался таким высоким, сильным. Я ощущала себя маленькой, ведомой за руку девочкой. Фургон у него старой модели. Зеленый с белым, дверь низенькая – Мацеку пришлось согнуться в три погибели.

Внутри было темно и сыро. Никаких характерных деталей – ни фотографий (разве что одна – молодой женщины), ни украшений, ни цветов. В нос ударил запах плесени и какой-то фруктовый душок. Тоска и уныние во всем. А мне это пришлось по сердцу – всецело отвечало необычности моего собственного настроения. Он показал мне бутылку «Голдвассера». Так наркоторговец исподтишка вытаскивает кокаин; так какой-нибудь карапуз с гордостью демонстрирует свои каляки-маляки. Оба этих действа. Преступное и невинное.

– У тебя есть подружка? – поинтересовалась я. Ответ, впрочем, был совершенно неважен.

Он снял свою шляпу и сразу показался мне беззащитным, обнаженным. Я на мгновение отвела глаза в сторону.

– Нет.

– А я замужем.

– Да, – кивнул он немного погодя.

И умолк. Молчала и я. Хорошая это была тишина, наполненная покоем. Помню, мне хотелось, чтобы он вообще ничего не говорил. Тем более что все было в его глазах. Я поднесла бутылку к окну – по форме смахивает на бутылку виски «Джек Дэниелс». На этикетке цветочный узор в розовых тонах и слова на польском. Внутри в прозрачной жидкости мерцают золотистые блестки. В какой жидкости могут свободно плавать кусочки золота? Мацек уже достал два небольших стаканчика и потянулся за бутылкой, но я еще не могла выпустить ее из рук. Сгустились сумерки, и он зажег свечу.

– Лучше, чем электричество, – заметил он. – И этот дом, этот фургон лучше при свечах. Не такой безобразный.

От свечи пахло какими-то ягодами – то ли клубникой, то ли малиной. Вот, значит, что я учуяла, когда вошла. Должно быть, он часто жжет свечи. Напиток крепко отдавал лекарством и по вкусу напоминал «Южный комфорт».[21] Пряный, забористый. Один миг – и лед внутри у меня растаял, по жилам разлилось тепло, и даже ноющие груди отпустило. Золотых блесток я не почувствовала ни на языке, ни в горле. Мацек сказал тост по-польски, я, кажется, ответила – «будем здоровы». Потом он забрал у меня пустой стакан, и я позволила ему раздеть меня.

Мне казалось, он проделывает это с кем-то третьим, а я лишь наблюдаю со стороны.