Я люблю тебя, Зак Роджерс!

Нанося последние штрихи в сервировке стола, я услышала тихие шаги и слабый скрип лестничных ступеней. Неравномерные, оборванные звуки свидетельствовали о приближении проснувшейся мамы.

Увидев ее, сонную и растерянную, я широко улыбнулась.

— Как спалось? — поинтересовалась громко и бодро.

На душе скреблись кошки, но проигнорировав боль, которую доставляли мне их острые когти, я натянула на лицо счастливую маску. Буду строить из себя клоуна, пока мама вновь не отправиться спать. А сейчас моей задачей являлось делать вид, будто все прекрасно. И хотя мама с первых же секунд, как только вошла на кухню, раскусила меня, устремив полувопросительный, полуподозрительный взгляд в мою сторону, я не отступила и заставила свои губы растянуться еще шире. Еще чуть-чуть, и мой рот точно порвется.

— Вроде нормально, — отстраненно пробормотала мама в ответ, с удивлением глядя на накрытый стол.

Я отодвинула для нее стул и жестом руки пригласила сесть. Глухо поблагодарив меня, она опустилась на него. Я тут же пододвинула ей тарелку со спагетти, и мама с едва уловимым изумлением скривила порозовевшие губы в ухмылке.

— Ты приготовила это? — спросила она.

— Конечно. Кто же еще?

— Ну… — мама так и не ответила.

— Пробуй, — я кивнула на тарелку перед ее носом.

Сама плюхнулась на соседний стул и потянулась к закуске из авокадо, попутно захватив миску с кукурузными чипсами. Решила не занимать место в желудке вторым блюдом и сразу приступила к самому вкусному. Мама не разделяла моей страсти к «Гуакамоле». В общем-то, закуску я приготовила для себя, а мама обожала спагетти. Я надеялась, что сумела приготовить в точности, как она.

— Вкусно, — мой слух поймал похвалу, и я энергично выпрямила спину.

— Я рада, что ты довольна.

Мама замерла, накрутив на вилку спагетти, и уставилась на меня.

— Ты какая-то странная, — сказала она.

Пожала плечами, как бы говоря, что не понимаю, о чем она. Вздохнув, мама не стала настаивать и продолжила вяло ковыряться в тарелке. Бросая на нее взволнованно-напряженные взгляды, я старалась как можно тише прожевывать чипсы, но, казалось бы, тихое хрумканье отдавалось даже в самых отдаленных уголках дома.

— А где Патрик? — ненавязчивый вопрос, слетевший с уст мамы, погрузил кухню в натянутое, щемящее молчание, так как я перестала жевать.

Хрумк.

— Без понятия, — как можно внятнее, насколько это было возможно с набитым ртом, ответила я.

— Странно, — бормотание мамы навело на меня смертельную обиду. Какого черта она думает об этом эгоисте, пропавшем без вести, когда рядом сидит дочь и из кожи вон лезет, пытаясь хоть как-то поднять ей настроение?! — Нужно будет позвонить ему…

Я одновременно хрумкнула и фыркнула. Размякшие комочки прожеванных чипсов оказались на столе. Прокашлявшись, я взглянула на маму.

— Какой смысл его пребывания здесь, если он позволяет себе отсутствовать столько времени? Причем постоянно, — не удержалась я от колкого замечания.

Мама моментально пригвоздила взор к поверхности стола, медленно сжав в ладони столовый прибор.

— Пожалуйста, не начинай, — легкая, но ощущаемая рябь в ее голосе незамедлительно подействовала на меня.

— Ладно, — буркнула недовольно, но все-таки остановила в своей голове зарождающийся рой мыслей, рвущихся слететь с кончика языка в виде нелестных высказываний в адрес отца.

— Как бы там ни было, я волнуюсь за него, — продолжила мама, чем расстроила меня сильнее.

Сколько можно?

Я отвернулась, чтобы мама не видела, как мои глаза закатились к потолку.

— Лучше бы о себе так беспокоилась, — до меня не сразу дошло, что я произнесла свои очередные мысли вслух. Замерев одновременно с мамой, я шумно выдохнула и повернулась к ней.

Ну правда.

Он не заслуживал и сотой доли тех переживаний, которые она испытывала по отношению к нему.

Ее щеки вдруг окрасил нежный бледно-розовый румянец, и это невольно рассосало комок моей злости, застрявший где-то в горле. Уставшие глаза цвета растопленного шоколада устремились куда-то вдаль, будто перенеслись в неизвестную, далекую реальность, и в них промелькнуло нечто похожее на счастье. Так же я заметила, как вторая рука мамы, до этого покоившаяся на столе, легла на живот.

— Ты рада этому? — вопрос оказался озвучен прежде, чем я успела подумать об этом.

Уголки ее губ трогательно поползли вверх. Рука крепче обвила живот.