Я любовь напишу, чтобы ты ее стер

Чай Ясмине не помог, успокоиться не получалось. Она легла в кровать, вспоминала все, что было в храме, что ей говорил Фолкет. Он не был груб, не обвинял ее в своих бедах, не давил на нее, но пытался настойчиво переубедить ее. Он был с ней искренен, раскрываясь перед ней, оправдываясь? Таким она Фолкета ни разу не видела.

Но какое-то же беспокойство грызло ее, что не давало ей успокоиться? Уж, не о Фолкете ли она переживает? Да нет, это глупо, и, пожалуй, смешно. С чего бы ей беспокоится о нем? Она не любит его. А то, что они оказались половинками, то ведь это же не обреченность? Многие волероны женятся не на тех, кто их пары, благословенные богиней. Это же уже не так часто — встреча двух половинок. Но волероны влюбляются, женятся, заводят детей, живут своей жизнью и даже не страдают от того, что на их запястьях нет трехцветных рун. Ну и что с того, что она теперь знает — Фолкет ее половина? Это не меняет ничего. Она его не любит, и простить ему то, что он сделал, не сможет. Да и он, несмотря на то, что говорил о своих чувствах к ней, не забудет никогда ее вины в смерти Едвиги.

А как же Аруан? Он так странно посмотрел на нее, уходя. И вообще был такой потерянный. Неужели же он думает, что все между ними кончено, раз Фолкет оказался ее парой? Он когда-то любил ее мать, но она оказалась второй половиной другого волерона. А теперь все повторяется опять, но уже с ней, Ясминой, дочерью той, которую он любил когда-то. Это все ужасно для него! Она не должна была его отпускать, надо было настоять, чтобы он остался, нужно было с ним поговорить. Но хватило ли у нее сейчас сил на это, нашла бы она слова для него? Но ведь это он должен был настоять на разговоре с ней, попытаться выяснить — что же на самом деле произошло в том храме? А он послушно ушел. Он не хочет за нее бороться? Смирился и отдает ее другому? Это значит, что она ему и не так уж нужна? Или он, узнав, что она и Фолкет половинки, смирился и уже заранее отдал ее сопернику? Или он думает, что она выбрала Фолкета? От всего этого просто можно сойти с ума. И так ли уж ей нужен Аруан, раз он не хочет бороться за нее?

Как же все запуталось! Ну почему же она такая злосчастная и невезучая, все у нее не так, как надо!

Поняв, что успокоиться и уж тем более уснуть она не сможет, Ясмина решила спуститься в гостиную, посмотреть — что там происходит, и вернулся ли отец. К нему у нее есть вопросы и претензии.

Но гостиная, когда она туда пришла, оказалась пуста. Не было ни Айтала, ни волерона, сторожившего «зеркало», ни самого «зеркала». Тогда Ясмина решила найти брата, но его в доме не оказалось, а мать, попавшаяся ей по пути, когда она искала Айтала, сказала, что он уехал в Департамент, а «зеркало» закрыли, потому что все вернулись из того храма. Расстроенной Ясмине ничего не оставалось, как вернуться в свою комнату.

Время было уже позднее, пора было ложиться спать, но Ясмине не спалось. В дверь постучала вернувшаяся откуда-то Альга, попросила впустить ее, но Ясмина не захотела с ней разговаривать, у нее не было на это сил. Она ждала, что вернется отец и придет к ней. Он должен был все объяснить — почему так поступил с ней, ведь он знал о Фолкете и этих злополучных браслетах. И что теперь будет с Фолкетом? Ведь он украл ее, а это преступление. Опять будет суд? Не хочет она никакого суда!

Ясмина, не переодеваясь ко сну, забралась в кровать, раскрыла книгу, но ничего не понимала в прочитанном — ее мысли были заняты. Она опять и опять вспоминала происшедшее в храме богини, прокручивая заново что говорил Фолкета. Размышляла над его словами, возвращалась к своим мыслям и сомнениям об Аруане, думала о его холодности и отстраненности. Зачем он с ней так? Если она ему не нужна, то почему же не скажет это откровенно? Но нет же! Он ей как-то сказал, что ждал ее всю жизнь. Чего он сейчас боится? Или просто она слишком напориста и откровенна была и он испугался этого?

Шаги в коридоре, громко звучащие в затихшем доме, заставили Ясмину отвлечься от своих мыслей. Кто-то идет к ней? Скорее всего, на этот раз — отец.

Она слезла с кровати, и не успела подойти к двери, как в нее осторожно постучали. После разрешения, в комнату вошел отец.

— Не спишь? — спросил он, оглядывая дочь.

— Я ждала тебя, — ответила она, проходя вглубь комнаты.

— Я понимаю, что ты хотела бы поговорить, но может, оставим это на утро?

— Нет, давай поговорим сейчас, папа, — проговорила она, усаживаясь в кресло.

Отец, устало вздохнув, взял у туалетного столика пуф и поставил его напротив кресла. Ясмина подумала, что это уже стало привычным: серьезный разговор — она в кресле, отец на пуфе.

— Злишься на меня? — спросил отец, усаживаясь на пуф.

— Жду объяснений, и, да… злюсь. Зачем ты так со мной? Неужели же мне мало всего того, что со мной приключилось? Ведь ты же знал про эти браслеты! Как ты мог так со мной поступить? Как ты мог отдать меня Фолкету? — обвиняла она, с трудом сдерживая слезы.

— Ч-ш-ш, успокойся, Ясмина, — произнес отец, подняв руки вверх с раскрытыми ладонями в успокаивающем жесте.