Я любовь напишу, чтобы ты ее стер

— Для того, чтобы решить и выбрать все окончательно, я хочу встретиться с Аруаном, — заявила она, глядя в глаза отца, — и чтобы нам никто не мешал. Я даже согласна, чтобы это произошло в нашей гостиной, только мы должны остаться наедине и чтобы никто нас не подслушивал и не подглядывал. И никаких клятв с Аруана!

— Ясмина, он…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебила она, — но это нам с ним решать, подходим ли мы друг другу.

— Хорошо, будет тебе встреча с Аруаном. А теперь ты, вот так же прямо глядя мне в глаза, скажи — Фолкет на самом деле тебе противен? Ты просто не можешь рядом с ним находиться, тебе невыносимы его прикосновения, тем более поцелуи? И ты уверена, что эти полгода закончились бы твоим резким отказом Фолкету?

Ясмина невольно отвела взгляд и промолчала.

— Вот то-то же, доченька, так что ты подумай обо всем, подумай…

Сказав это, отец наклонился, поцеловал дочь в лоб и добавил:

— Спокойной тебе ночи, отдыхай.

После ухода отца, Ясмина мылась и переодевалась ко сну и все время думала о его словах. Нет, она все еще была на него обижена, но уже не злилась, но он не должен был так поступать с ней. Но что было бы, скажи он о браслетах сразу, как сам узнал о них? У нее все эти месяцы была иллюзия свободного выбора. А знай она все, было бы так?

Она все это время ждала окончания срока своего такого странного испытательного срока. А что было бы через два месяца, если бы Фолкет не похитил ее? Она же и сама стала бояться, что все окончится не так, как надеялась. Что уж, не надо теперь лукавить хотя бы себе. Она как щит держала между собой и Фолкетом свои обиды на него, свою вину перед ним. А еще неприязнь, возникшую с первой встречи, но постепенно исчезающую, и это ее беспокоило, поэтому она пыталась раздуть ее заново. А Фолкет, похитив ее и пытаясь принудить к браку, дал такой прекрасный повод, для того, чтобы ее неприятие, ее негативные чувства к нему опять подняли голову, развернулись в полную силу. И все же… все же… у нее не было той глухой ненависти к нему, как еще три года назад. И теперь она уже допускала, что если бы между ними не встало то, что они сделали друг другу… если бы у нее была возможность узнать Фолкета лучше… тогда… до всего, что случилось горького и непоправимого с ними, если бы он не выразил сразу же к ней презрение, а стал бы ухаживать, добиваться ее, то вполне вероятно все было бы сейчас по-другому. И то, что они оказались бы половинками, не вызывало бы сейчас отчаянье и безысходность, а наоборот радовало бы.

Но никак уже не изменить того, что случилось, тяжело, невозможно забыть, простить. Или все же… Нет, она не станет даже допускать этого. Это слишком больно, душа и сердце разрывается от обреченности и от безнадежности повернуть все вспять. Уже никак не получится переиначить, лучше даже не представлять этого.

Возможно, если бы она поплакала, то стало бы легче, но слез не было, видимо, слишком много последние годы было горьких, отчаянных слез, они закончились.

Уставшая, измученная Ясмина уснула, и во сне к ней пришла Едвига.

— Ты давно не появлялась, — сказала призрачной девушке Ясмина, — я уже думала, простила меня и больше не придешь, чтобы мучить.

— Я простила, — прошелестел в ответ приглушенный шепот Едвиги, — а ты подумай, загляни в свою душу и сердце, разгляди среди обиды и тьмы… прости его…

Едвига растаяла, а Ясмина проснулась и некоторое время лежала, оглушенная прозвучавшими словами. Что надо рассмотреть? Кого простить? Ведь своего же брата она имела в виду? Нет! Нет! Ага, только советов уже давно умершей девушки ей и не хватало! Пусть она виновата перед Едвигой, и свою вину уже ничем не загладить, но она сама разберется в своей душе и сердце! Вот встретится с Аруаном, он ее поймет, поддержит, а она окончательно решит, что Фолкет несмотря на благословенные браслеты не тот, кто ей нужен, с ним у нее ничего не получится, слишком много подлого и горестного стоит между ними.

Глава 49

Ясмина встала с кровати, у нее закружилась голова и подступила тошнота. Она легла обратно в постель, поняв, что голова не просто кружится, но еще и в висках начинает стучать невыносимо. Это было для нее непривычно, она, даже голодая и замерзая, не болела, а тут… с чего бы?

В дверь постучали и Ясмина слабым голосом крикнула «входи», но ее, похоже, не услышали и стук возобновился. Кричать громче у Ясмины не было сил, а стук ее раздражал, голова и без этого раскалывалась.

Ясмина слышала, как дверь осторожно открылась и кто-то вошел в комнату.

— Ясмина, что с тобой? — услышала она испуганный голос сестры.

— Позови маму, — еле слышно попросила Ясмина, с трудом повернув голову к Альге.

— Тебе плохо? Ой! Я сейчас.

Сестра убежала и вскоре привела мать. Ясмина пожаловалась ей, что у нее болит голова и тошнит. Мать велела Альге, что бы та послала кого-нибудь за лекарем.

— Ты… не беременна случаем? — поинтересовалась мать, когда ушла Альга.

— Нет, — ответила Ясмина тихим голосом, у нее даже не было сил возмутиться словами матери.