— Ясмина, я буду за дверью, ваш разговор, слова, что вы будете произносить расслышать не смогу, но стоит тебе повысить голос, и я сразу же войду.
— Хорошо, папа.
Как только отец вышел, Фолкет отодвинул стул от стола и поставил на его место другой, взятый у стены.
— Я прекрасно знаю, какой неудобный этот стул, — ответил он на удивленный взгляд Ясмины.
— Дома в кабинете отца стоит такой же стул.
— Такого очаровательного главы департамента это кресло еще не видело, — улыбнулся Фолкет, усаживаясь по другую сторону стола от Ясмины.
— Что тебе надо? — проигнорировала игривый тон Фолкета Ясмина.
— Как провела время с Аруаном Виврэ? Слышал, он стал региром, — кажущимся беспечным тоном произнес Фолкет.
— Мне понравилось в доме Аруана, и я бы не отказалась поселиться там навек, — мстительно заявила Ясмина, — Аруан окружил меня заботой и ни к чему не принуждал.
— Вот как… — помрачнел Фолкет.
— Так зачем тебе понадобилась эта встреча?
— Ты, верно, знаешь, я просил оставить прежний приговор без изменений…
— Знаю, а так же то, что ты вознамерился вдруг жениться на мне. Зачем? Тебе показалось мало того, что я перенесла по твоей вине? Ты решил, что если я стану твоей женой, то окажусь, уж точно, в твоей беспредельной власти и никто уже не сможет вмешаться? И ты сполна насладишься местью? Что ты там придумал для меня еще? Какие издевательства?
— Все немного не так…
— А как? Да, из-за меня погибла Едвига и я виновата перед тобой, я лишила тебя сестры. Я не хотела ее смерти! Едвигу уже не вернешь, а я сижу тут перед тобой, живая и здоровая! Ну, так за это надо сделать мою жизнь невыносимой? Я заслужила наказание, но неужели же такое?! — в голосе Ясмины звенели слезы.
— Пожалуйста, не повышай голос, иначе твой отец прервет наш разговор, — тихо попросил Фолкет.
Ясмина встав, прошла к окну, отвернувшись от Фолкета, украдкой смахнула слезы.
— Я… наверное, должен попросить у тебя прощение за охоту… — услышала Ясмина над своим ухом.
Дернувшись от неожиданности, она развернулась и оказалась лицом к лицу с волероном.
— Отойди! — потребовала она.
Фолкет сделал два шага назад.
— Я хочу кое-то сделать, вернее, сказать тебе… Это, скорее всего, наша последняя встреча, вряд ли я захочу тебя видеть впредь, поэтому…
— А я надеюсь, ты примешь мое предложение руки, — перебил ее Фолкет.
— Не надейся! Я виновата перед тобой, но не хочу отдаться в твои руки еще раз добровольно. Я готова понести наказание, но жить всю оставшуюся жизнь… в боли и унижениях… нет… не смогу.
— Да с чего ты это решила? — с досадой сказал Фолкет, дернувшись к ней, но остановился, увидев выставленную вперед руку Ясмины с раскрытой ладонью.
— У меня вряд ли будет другая возможность, поэтому я хочу попросить у тебя прощения сейчас, — опустив руку, неожиданно сказала Ясмина.
— Что? — опешил Фолкет.
— Прости меня, Легар, — сказала Ясмина, глядя прямо и смело на Фолкета, — прости за сестру, прости, что из-за моей дурости она погибла и ты остался совсем один. Я понимаю, мои слова это просто слова, и, может, для тебя они пустые, или даже лживые. Но поверь… я… для меня они важны.
— Хочешь облегчить больную совесть? — скривился Фолкет.
— Да, твоя сестра приходит ко мне во сне, — призналась Ясмина, — я не могу спать, она пугает меня.
— Думаешь, после этих слов она не будет тебе сниться? Насколько искренне ты просишь у меня прощение? Чего ты добиваешься этим? Пытаешься быть доброй, кроткой и понимающей? Уверена, что у тебя это получится?
— Я хочу, чтобы ты оставил мысли о мести, успокоился и жил дальше. Я понимаю, все, что ты пытался со мной сделать, продиктовано болью от потери, местью, желанием как можно больнее наказать меня, но…
— Вначале так и было, — согласно кивнул Фолкет, — но сидя в каземате, я многое передумал. Едвига… была доброй, нежной и светлой. Она бы не одобрила то, что я творил… и она бы тебя простила…
— Но не ты?
— Мне трудно описать словами, что я к тебе чувствую, но это гремучая смесь… не дает мне спокойно дышать, когда ты так близко… рядом.
Ясмина настороженно смотрела на него, но промолчала, когда он сделал шаг к ней.
— Только не говори, что влюбился в меня, — горько усмехнулась она.
— Не знаю, но… любовь… это, по-моему, другое. Дэвойр любил Едвигу, это было ясно, как день. Он смотрел на нее с обожанием, с нежностью, слушал, как завороженный вздор, что она несла, умилялся всему, что она делала. Я видел, что даже простое касание ее пальцев приводило его в трепет. Я раз наблюдал, как Едвига оттирала ему платком замаранную, не помню уже чем, щеку. Так вот, он забыл как дышать, мне казалось, он в обморок упадет от счастья.
— Это еще одна из граней мести — рассказывать о любви Едвиги и Дэвойра? — с болью в голосе спросила Ясмина. — Я знаю, что лишила его возможности стать счастливым… знаю… видела, как он страдает. И мне было больно на это смотреть.
— Я пытаюсь объяснить… что в моем представлении означает… любить… это что-то воздушное, чистое, нежное.