Я медленно открыла эту дверь

Первое занятие мастерской состоялось в начале сентября. Габрилович начал с того, что попросил каждого рассказать о себе. Мы вставали и, пытаясь быть непринужденными, старались объяснить, что нас привело в институт и что бы мы хотели получить от него.

Когда дошла очередь до офицера, он поднялся, постоял, а потом неожиданно сказал: «Я, кажется, не туда попал». И при общем растерянном молчании повернулся и вышел из аудитории. Больше мы его никогда не видели.

Когда дело дошло до меня, я начала что-то мямлить. Евгений Иосифович перебил и спросил: «Кто ваши родители?» Я удивилась – вроде всё в анкете написано. Но, видимо, Габриловичу недосуг было листать наши анкеты. Ответила.

– А, Володина дочка, – усмехнулся он. – Ну-ну.

Что означало это «ну-ну», я не поняла. Вечером позвонила отцу. Он засмеялся: «Женька в своем репертуаре. Мы когда-то дружили. Вместе в РАППе состояли, вместе оттуда выкатились. Не поссорились, а просто отдалились. Это он так привет мне передал через тебя. Прекрасно он знал, чья ты дочка. Хотел, чтобы все это узнали».

Возможно, все узнали. Я, честно говоря, ничего не поняла в этих играх. По наивности хотела подойти к Габриловичу на следующем занятии и спросить напрямую. Но следующего занятия не было, нас послали на картошку. Вернее, на овощную базу, где мы проработали почти целый месяц. Евгений Иосифович был в это время на съемках фильма «Убийство на улице Данте», который М. И. Ромм ставил по его сценарию.

А когда в октябре начались регулярные занятия, я уже про всё это забыла. Да и он, вероятно, тоже.

42

Первые годы в институте вспоминаются как сплошное счастье. Было очень интересно учиться. Особенно после школы, где множество обязательных предметов казались мне ненужными, чуждыми. Во ВГИКе не было этой утомительной дисциплины, постоянных отметок и домашних заданий.

Конечно, следили за посещаемостью, но не слишком строго. Да и пропускать особенно не хотелось. Всё было внове, всё становилось открытием. Нам читали историю кино – русского и зарубежного. Историю литературы, изобразительного искусства, операторское мастерство, редакторское дело, режиссуру. Конечно, были и марксизм, и политэкономия, и история философии, и иностранный язык, на которых мы по большей части скучали. Впрочем, нет: на истории философии было интересно. Ее вел отличный преподаватель.

Вообще тогда во ВГИКе работало много незаурядных лекторов. Как теперь понимаю, большинство из них было уволено из Московского университета в период «космополитизма». Наш институт считался более либеральным – киношники, что с них взять.

Больше всего запомнился Цирлин, читавший историю изобразительного искусства. Он был очень крупным и талантливым искусствоведом. Приходил на занятия с огромной папкой репродукций. Говорил блистательно, увлекательно, затрагивал вопросы, о которых мы даже не подозревали раньше. Нас слегка презирал. Мы, вероятно, казались ему невеждами, каковыми и были на самом деле. Я на курсе считалась самой продвинутой – ходила в музеи, на выставки, читала книги по истории живописи. Всех консультировала. Но на экзамене получила четверку: не смогла вспомнить автора одной картины, репродукцию которой он мне показал. И вообще отвечала скованно, потому что меня смущало выражение скуки на его лице. Ему было не до того, чтобы в нас разбираться.

Замечательная Ольга Игоревна Ильинская читала курс зарубежной литературы. Невысокая, хрупкая женщина с живым выразительным лицом, уже немолодая, как нам тогда казалось. Она не пользовалась никакими конспектами. Говорила свободно и вдохновенно. Невозможно было отвлечься. Это был талант, незаурядный и масштабный; но еще – другая культура, вернее, другой уровень культуры. Сейчас некоторые наиболее близкие мне ученики говорят, что я открываю им другой мир, прививаю иное мышление. Но я и другие такие же преподаватели – мы в подметки не годимся этим людям. Мы их жалкие подражатели, эпигоны. Как я жалею теперь, что не сблизилась с Ольгой Игоревной. Только издали восхищалась ею. Наши великие старики. Если я сейчас занимаюсь преподаванием, иногда почти через силу, то, в первую очередь, чтобы не прервалась связь поколений. Хотя она, пожалуй, уже почти прервалась. Восстановится ли? Не знаю.

Операторское мастерство читал Желябужский, начинавший еще в немом кино. Драматургию – Туркин, автор единственного до сих пор российского учебника по мастерству кинодраматурга.

А еще были просмотры. На нас обрушилось огромное количество замечательных фильмов, о существовании которых мы тогда даже не подозревали. Их можно было увидеть только во ВГИКе.

Одно время просмотры шли беспрерывно. Входи в зал, садись и смотри с любого места.