Я, Менгск

"Поэмы о сумерках звезд" — прочитал Арктур. Он открыл книгу и пролистал несколько страниц. В глазах зарябило от разнообразия глянцевых иллюстраций фантастических зверей вперемешку со стихами о далекой от реалий чепухе. Стишки рассказывали о древних созданиях, которые путешествовали сквозь звезды в глубоком прошлом. Арктур прочитал один из них, — до смешного банальную историю, состоящую из многочисленных рифмованных двустиший и по-детски раздутых преувеличений.

Зацепив большим пальцем страницы, он быстро прощелкал их, и пришел к выводу, что какое стихотворение не взять, — одна дешевка, не заслуживающая ничего, кроме презрения. И это читает Валериан? Арктур посмотрел на корешки других книг. "Руководство к пониманию сущности души" и "История Умоджи."

По крайней мере хоть что-то можно было читать.

— Это твое? — спросил Арктур Валериана, показывая ему сборник стихов.

— Да, я прочитал их все. Там есть мой любимый стих. Мама читает мне его перед сном.

— И тебе нравятся такие вещи? Никаких военных книг и приключенческих историй?

— Мне не разрешают читать такие книги. Мама говорит, что галактика и так полное ужасов место, — сказал Валериан. — Она сказала, что такие вещи читать не стоит, и подобные истории только расстроят меня.

— И она сама все еще…

— Ага, ей тоже очень нравится.

— Но ты же мальчуган. Тебе надо читать о сражениях и приключениях. Про космические битвы и про героев. Когда я был в твоем возрасте, мой отец давал мне читать Логана Митчела, пограничного маршала. Это классика. Ты читал его?

— Нет, — Валериан покачал головой. — А о чем там?

— Там идет речь о человеке по имени Логан Митчелл, который поддерживает закон и порядок на одном из крайних миров. Куча пушек, куча девчонок, и множество перестрелок с коррумпированными властями. Логан обаятелен, и в то же время он — суровый боец, который всегда приструнит плохих парней. На самом деле незатейливое чтиво, но очень интересное, полное крови и кишков.

— А почему я должен хотеть читать о крови, кишках и перестрелках? По-моему, это ужасно.

— Я думаю, что большинству мальчиков нравится читать о таких вещах.

— Ну а мне не нравится, — ответил Валериан. — Я не люблю оружие.

— Ты когда-нибудь стрелял?

— Нет.

— А хотел бы попробовать?

Арктур увидел блеск в глазах мальчика и улыбнулся.

Арктур понял, что Валериан, как и большинство людей, пропагандирующих нелюбовь к оружию, никогда в жизни не стрелял. Более того, скорее всего даже не держал в руках оружия. В стрельбе было что-то такое, что взывало к инстинктам любого, будь то мужчина или женщина. И человек, будь он хоть трижды пацифист, не сможет отрицать остроту возникающих ощущений, когда разряжаешь мощный ствол в мишень, пусть даже картонную.

— Есть идея, — сказал Арктур, — у меня есть гаусс-винтовка и пулемет на "Китти Джей". Пришла пора узнать кое-что, что поможет вырасти настоящим мужчиной.

* * *

Валериан лег на кровать, изо всех сил сдерживая слезы разочарования и обиды. В месте упора приклада гаусс-винтовки плечо превратилось в один сплошной синяк. Мальчик намазал его болеутоляющей мазью. Он подумал, что если бы уже не ненавидел оружие, то за то время, что он провел с отцом, эта ненависть появилась бы обязательно.

Прошедшие семь дней претендовали на титул самой великолепной и худшей недели в жизни Валериана.

Великолепной потому, что папа был рядом, и оказался точно таким, каким он себе его и представлял: статный, высокий и сильный. Все, что говорил отец, звучало мудро и важно, несмотря на то, что многие из этих вещей лежали за пределами понимания Валериана.

А худшей потому, что чтобы не сделал Валериан, это не было для отца достаточно хорошим.

Валериан встречал каждый день как возможность заработать одобрение отца, и каждый день надеялся, что будет взрослеть точно также как Арктур. Он пытался перенять его жесты, походку, позы и даже манеру говорить.

Жаль, что отец практически не обращал внимания на многие проявления искренней привязанности Валериана и замечал лишь то, что у него не получалось.

Занятия с гаусс-винтовкой и пулеметом были настоящей катастрофой. Неукротимая отдача винтовки опрокидывала Валериана на спину, а пистолет вырывался из рук, выкручивая запястья. Оружие категорически не слушалось мальчика, и даже когда он умудрялся держать его ровно, то все равно не мог попасть ни в одну из мишеней, что Арктур соорудил для него на берегу реки.

Каждая неудача, похоже, раздражала отца, но как бы Валериан не старался сосредоточиться на мушке, прищурившись и высунув от старания язык, он не смог ни научиться стрелять, ни полюбить это занятие.

А кроме того, любимые книги были определены в мусор и заменены свежезагруженными цифровыми томами по экономике, истории, технике и политике — всеми теми вещами, которые не интересовали его, и где не было никаких инопланетян.

Они содержали длинные слова, которых Валериан не понимал, и которые лишь озадачивали. Ни в одной не было рассказов, помимо исторических описаний, но даже они оказались удивительно скучны и не снабжены хотя бы какими-то иллюстрациями, которые могли бы сделать их захватывающими.