Я, Минос, царь Крита

   — Мой брат! — жалобно воскликнул старик.

   — Так сколько солдат во дворце? — не отставал Ритсос.

В ответ на горестное молчание старика Ритсос схватил камень и, ударив им по игле, ещё глубже загнал её под ноготь критянина.

Крестьянин издал ужасный вопль. Какой-то матрос приставил к тыльной стороне ладони старика остриё своего кинжала и начал медленно вонзать его.

Старик дрожал всем телом, что-то бессвязно бормотал, но не давал ответа, которого от него добивались.

Теперь и я поверил, что ему что-то известно, иначе из-за этих ужасных болей он вёл бы себя по-другому.

Точно рассчитанными ударами, не торопясь, Ритсос стал ещё глубже загонять иглу в палец крестьянина. На каждый новый удар несчастный отвечал ужасным воплем.

Ритсос тоже стал кричать. Лицо старика налилось кровью, на щеках выступил пот, из глаз ручьём лились слёзы. Он, как безумный, озирался кругом, подобно зверю, которого загнали в угол, не оставив никаких надежд на спасение.

   — О-о-о! — стонал он. Воздух с хрипом вырывался из его лёгких. Он опять задрожал, заплакал, и из груди у него вырвался душераздирающий крик...

Я почувствовал, что его сопротивление сломлено.

Когда он замолк, Ритсос снова насел на него:

   — Так сколько же там солдат?

Последним усилием старик попытался вскочить с камня, на котором сидел, и матросы с трудом вернули его на место.

Наконец он сник, выдавив только одно слово:

   — Воды!

Ему позволили сделать один небольшой глоток.

Когда крестьянин начал говорить, первые слова вырывались из его пересохшего горла со свистом.

   — Сколько солдат? Отвечай! — вскричал Ритсос и взмахнул камнем, словно собираясь окончательно загнать иглу под ноготь страдальца.

В конце концов мы выяснили у старика, что дворец защищают приблизительно сорок солдат и такое же количество вооружённых рабов.

   — Ты удовлетворён? — спросил меня Ритсос, горделиво оглядываясь по сторонам.

Не имея возможности ответить иначе, я утвердительно кивнул. Да мог ли я, сын царя, для кого цель была всем, а человеческая жизнь — ничем, дать какой-то другой ответ?

Вечер ещё не наступил, а нам уже удалось перебить защитников и занять дворец.

   — Где царь, где царица, где жрецы и чиновники? — не переставал интересоваться я, бродя почерневшими от сажи улочками с разрушенными землетрясением и огнём зданиями.

   — Что здесь произошло? — спросил я одного раба, боязливо выползшего к нам из какого-то подвала.

Критянин посмотрел на меня так, словно не понял моих слов. Тогда я спросил:

   — Как случился такой ужасный пожар?

   — Это жители гор. Они погибали от голода и от безысходности напали на дворец. Думали, что кладовые полны зерна и масла, но, разочаровавшись, пришли в бешенство...

   — Ты уже был здесь, когда землетрясение и гигантские волны разрушили остров?

   — Нет, я был тогда со своими родителями и пережил случившееся поблизости от Ахарны, где мы жили при имении царя. Мы проснулись от гула, исходившего из земли. Весь дом содрогался. Потом с потолка стал кусками отваливаться гипс, пол медленно вздыбился, а по стенам пошли трещины. В ужасе мы выскочили из дома. Других, которым повезло меньше, швырнуло на пол. Они уже не смогли выбраться наружу и погибли под обломками своих обрушившихся жилищ. Некоторые толчки шли снизу-вверх, иные — сбоку. — Он печально взглянул на меня: — Потом вспыхнул огонь от опрокинувшихся светильников и расколовшихся печей. Ткани, изделия из соломы, дерево, сено, высушенное зерно, масло — всё было охвачено пламенем. Те, кого засыпало обломками, задохнулись или сгорели заживо... с тех пор мы постоянно следим за всякими приметами.

   — Какими?

   — Когда домашние животные становятся беспокойными, крысы спасаются бегством, собаки начинают выть. Испуганное вспархивание птиц и раскачивание подвешенных предметов тоже служит предостережением.

Мои мысли обратились к Гайе. А раб продолжал свой печальный рассказ:

   — У северного побережья море отступило на несколько сотен шагов. Все волноломы, затопленные прежде гавани и дома вновь обнажились. В некоторых местах берег поднялся почти на две ширины ладони.

   — А где царь, где его свита?

   — Все были убиты во время нападения. Теперь теми немногими делами, которые здесь ещё можно уладить, руководит один жрец с несколькими жрицами, — грустно пояснил он.

   — А где они живут?

   — Внизу, в жреческом доме. Из уважения к покойному царю и его приближённым никто не решается переступить порог уцелевших помещений дворца.

Вокруг меня были дома, почерневшие от пожара стены. Хотя мне доводилось видеть немало городов и замков, но даже в мечтах я не мог вообразить столь величественное сооружение.

   — И здесь всегда жили только цари? — взволнованно спросил я. — Или, может быть, часть помещений дворца предназначалась для отправления культа, служила, например, центром мистерий?

Раб сдержанно улыбнулся.