Я, Минос, царь Крита

   — У нас богами стали силы природы, проявляются ли они землетрясениями или извержениями вулканов, сезонами засухи или дождей, эпидемиями или ужасными болезнями. Даже контакт с нашими жёнами зависит от благосклонности богов. Разве и для зачатия не требуется их помощь?

Жрец оставил этот вопрос без ответа.

   — Так Алко — твоя дочь? — спросил он Эноса. — Говори правду.

   — Нет, она — дочь сестры моей жены, но мне она как дочь, впрочем, нет, — больше чем дочь.

   — Мы обменяемся, — повторил своё предложение египтянин. — Ты получишь мою лошадь, а я получу её. Алко мне очень нравится. Как только я побываю в Маллии и Закросе и переговорю там с царями и жрецами, я отдам тебе свою лошадь. Видишь ли, — сказал он, — мы хотим помочь вам, подсказать, как преодолеть беду с помощью богов. — Он опять с вожделением взглянул на Алко и тут же снова обратился к Эносу: — Я отдам тебе свою лошадь, ты окажешься в выигрыше, потому что у вас тут знают только ослов[11]. Имея лошадь, ты быстро сделаешься влиятельным человеком. Правда, тебе нужна жена, но теперь заиметь её не составит труда, особенно если у тебя будет лошадь.

   — Мы ещё поговорим об этом! — уклончиво ответил Энос.

Алко тоже попыталась изменить ход мыслей египтянина и спросила его:

   — Исида была замужем за Осирисом. Они что же, приходились друг другу братом и сестрой?

   — Мало того, отцом и дочерью, как гласит предание.

   — Гор тоже был сыном Хатор-Исиды?

   — Подобный случай кровосмешения не был, пожалуй, единичным, — заметил жрец. — В тяжёлые времена, на грани жизни и смерти, никакой морали не существовало. Да и что такое мораль?

   — Когда всё происходит по правилам, — ответил, не задумываясь, Энос.

   — А что такое правило? Потерпевшим кораблекрушение, если они попали на необитаемый остров, приходится забыть о правилах. Там женщина — просто женщина, а мужчина — просто мужчина. Так распорядилась природа. Наш культ, — продолжал жрец, — вкупе со всеми преданиями — это нечто особое. У нас заходящее солнце каждый вечер опускается в лоно матери, а каждое утро вновь рождается, покидая его. Хатор становится богиней солнечного диска, а с парой рогов — богиней судьбы. Коровьи рога, обрамляющие золотой диск солнца, изогнуты наружу, словно серпы нарождающейся и убывающей луны. Ты? — спросил он Алко, глядя на неё гипнотизирующим взглядом.

   — Да, — страстно ответила она, словно искала какой-то новый, более интересный для неё мир.

   — Я устал, не пора ли укладываться спать? — спросил египтянин. — Когда я получу Алко — перед тобой или же после тебя?

   — У нас с ней сегодня святой день, — ушёл от ответа Энос.

   — А потом? Алко ведь ещё молода...

Энос кивнул:

   — Я и говорю. Ведь она ещё почти ребёнок...

   — Ну и что с того?

Энос ничего не ответил, и жрец добавил:

   — Я долгое время делил ложе с двенадцатилетней.

   — Это же совсем ребёнок! — негодующе воскликнул Энос.

   — В таком возрасте у нас многие девушки уже выходят замуж.

   — Но ведь они ещё совсем дети, — сказал Энос. — Не следует ли нам, если нами движет не одна только похоть... не следует ли нам, тем, кто старше и более зрелый, соблюдать меру? Мы пробуждаем в молодых девушках такую страсть, которая способна превратиться во всепобеждающую силу. Она до такой степени овладевает ими, что они полагают, будто всё на свете сводится к плотским наслаждениям. Однако в жизни есть много чего другого.

Жрец сдержанно улыбнулся.

   — Юная девушка способна испытывать точно такое же удовольствие, что и зрелая женщина.

   — Но этого не может, нет, нет, — поправился он, — не должно быть. — Он вспомнил деревню, где до наводнения жили его родители, деревню, которая теперь превратилась в безлюдную пустыню. Там тоже были девушки, жаждавшие плотских утех, словно величайшего чуда.