Я, Минос, царь Крита

   — Скажи, что тебя удручает? — благосклонно спросил я. — Оставьте его, — приказал я, увидев, что слуги хотят выдворить несчастного.

   — Я Сиррос, крестьянин. Главный надсмотрщик над рудниками приказал мне работать в каменоломнях. Более двух месяцев я тружусь там, но не получил ни оплаты, ни пропитания. А мне необходимо содержать семью.

Я поманил главного надсмотрщика, стоявшего поблизости.

   — Что скажешь по этому поводу? — спросил я его.

   — Этот человек обманщик и пьяница.

   — Неправда! — вскричал крестьянин. — Не только я, но все, кто работает в каменоломнях, не получают платы за свой труд. На что нам жить? — в исступлении спросил он.

Я с подозрением посмотрел на надсмотрщика.

   — Они все получают плату, — защищался он. — Что я могу сделать, если они пропивают её?

   — Это неправда! — возмутился крестьянин. — Мы не получаем ни ячменя, ни рыбы, ни масла. Когда мы вчера взбунтовались, каждого пятого исхлестали бичами. На моей спине, Минос, следы этих побоев. Я понимаю, не бить нельзя, — вздохнул он. — Но ведь мы трудимся, мы выполняем свой долг, а чиновники и надзиратели тоже обязаны выполнять свой долг и давать нам то, что обещали и что нам причитается.

   — Этот человек, царь, — ответил главный надсмотрщик, — нанёс нам вместе со своими людьми большой ущерб. Достаточно взглянуть на эти многочисленные разбитые сосуды...

   — Возмущение не получивших вознаграждение за свой труд, а значит, обманутых рабочих наносит больше ущерба государству, нежели стоят все эти драгоценности, — строго заметил я.

Послышались голоса:

   — Бунт отрывает этих людей от работы и ложится камнем на сердце царя. Это неслыханно! Уже два месяца рабочие не получают платы!

Я с угрозой обратился к главному надзирателю:

   — Уведи его, и чтобы ни один волос не упал с его головы! Завтра я хочу видеть здесь рабочих этой каменоломни и лично проверить, правду ли сказал жалобщик.

Выйдя на следующее утро из комнаты, где я провёл ночь, на свежий воздух, я спросил главного надзирателя, подошедшего ко мне, пришли ли уже рабочие.

   — Да, царь. Они ожидают тебя.

   — Сиррос с ними?

Чиновник скривился:

   — Нет, благородный царь. Сегодня ночью произошёл странный несчастный случай. Мы заперли его в пустой комнате. Этот лжец и преступник взломал дверь и пробрался в подвал, где хранилось вино. Он выпил несколько небольших амфор и опьянел до такой степени, что отдал богу душу.

Я рассердился на него:

   — Ты и впрямь веришь, что этот человек мог быть настолько глуп?

   — Приходится это признать, — самоуверенно ответил он, — потому что у меня нет никаких доказательств иной причины его гибели.

Ко мне подошла Айза и предостерегла меня:

   — Не ищи, мой повелитель, вину там, где не можешь её распознать и где нет ни одного свидетеля. Если даже этот крестьянин был задушен по приказу главного надзирателя, он ни за что не признается в этом, а сам мертвец уже не в состоянии давать показания. Да и что значит это обвинение против главного надзирателя твоего умершего брата? Сперва необходимо избрать наследника престола, а до той поры ни один суд не начнёт расследование...

   — А если я прикажу провести его? — заупрямился я.

   — На это у тебя нет прав. Даже если твой приказ и выполнят, то докажут невиновность чиновника. Ты только осрамишься, и ничего больше. Не забудь, что с этого момента главный надзиратель и вся прочая администрация Радаманта станут твоими врагами. Ты уже достаточно ссорился с Сарпедоном, так зачем здесь, в Фесте, ты хочешь опять подлить масла в огонь?

К нам подошла Сарра:

   — Может быть, этот человек был пьяницей? А если нет, значит, он сумасшедший. Он два месяца не получал платы, его колотили, а у него ещё хватило наглости врываться во дворец и докучать тебе своими бреднями! Не забудь, Минос, — продолжала Сарра, — что чиновники и надзирателя — пастыри твоих стад. Если один из них и подоит украдкой одно животное, тебе не стоит сразу же гнать его прочь. Баранов у тебя достаточно, может быть, даже слишком. А пастырей найти не так просто...

Я задумчиво кивнул и отправился вместе с главным надзирателем туда, где меня ждали рабочие каменоломни.

Это были мужчины в белых колпаках и такого же цвета передниках. В первом ряду стояли рабочие с кирками, во втором — с кайлами, а в третьем — с заступами в руках. Замыкали толпу носильщики.

Не успел я остановиться перед ними, как они хором закричали:

   — Здравствуй многие годы, о царь Кносса! — и опустились передо мной на колени, коснувшись лбами земли.

Я приказал им подняться и внимательно оглядел их.

   — Вовремя ли вы получали плату? — спросил я, всем своим видом показывая, что требую сказать мне правду.

   — Да! — единогласно подтвердили они. — Мы счастливы и довольны и рады трудиться в царской каменоломне.

   — Повернитесь! — приказал я.

Они исполнили мой приказ: почти у каждого из них спина была покрыта глубокими шрамами, которые ещё не вполне зажили. Было видно, что побои достались им, возможно, лишь несколько дней назад, а были и совершенно свежие раны, кое-где ещё даже не запеклась кровь.

Я подошёл к главному надзирателю и громко сказал:

   — Ну и свинья же ты!