— Ну, когда разговор зашел о совместной жизни, Евгений Максимович сказал: «Надо поставить в известность Нанку. Она будет рада». У меня с дочерью Евгения Максимовича сложились очень теплые отношения. Нана все знала, понимала, и я видела: она не против нашего романа. Но одно дело, когда у папы есть, скажем так, женщина, а совсем другое, когда эта женщина станет его женой (не займет место матери, это невозможно, но тем не менее окажется мачехой, если называть вещи по-русски своими именами). Я попросила: «Можно, я сама поговорю с Наной?» Он удивился: «Зачем?» Но мне было необходимо лично увидеть ее реакцию. Если Нана с радостью или даже индифферентно воспримет новость, это один вариант. А если я почувствую, что она меня не приемлет в качестве жены отца, значит, всему конец. Так же, как, если бы моя Аня не приняла Евгения Максимовича, я бы через это не смогла переступить.
Кажется, ни до, ни после я не испытывала большего волнения, чем в тот день, когда шла «признаваться» Нане. Сказала: «Нан, мы с Евгением Максимовичем решили жить вместе». И смотрю на нее. У Нанки вообще глаза очень лукавые, а тут лицо насупленное, суровое. У меня все оборвалось. И вдруг она расхохоталась: «Дурочка! Я же тебя разыгрываю. Вам с папой давно пора пожениться. Я жду не дождусь этого момента!» Что дальше делают женщины в таких ситуациях? Начинают реветь…
Моя Аня тоже отнеслась к Евгению Максимовичу, как к родному. Не пришлось никому душу распиливать.
— И продолжает занимать, поверьте мне. У некоторых возникает вопрос, как я отношусь к тому, что в семье отмечается день памяти Лауры Васильевны, день рождения Лауры Васильевны, в доме ощущается ее присутствие, висит фотография. А почему нет? Почему — нет? Человек прожил с женщиной тридцать семь лет, у них было двое детей, общее горе — похоронили Сашу, сына. Полжизни вместе прожито. Если мужчина перечеркивает ради следующей женщины все, что было до нее, он и меня может перечеркнуть. А, собственно, почему надо перечеркивать? Вот ходят ее продолжения — дочь, внуки, ну как это можно перечеркнуть?
То, что Евгений Максимович чтит память первой жены, меня нисколько не задевает. Более того, у него случаются оговорки, он может нечаянно обратиться ко мне: «Лаур!» И мне, вот честно, клянусь, чем хотите, приятно. Это значит, настолько я для него органична, что стираются грани, где я, где — она… Могилу своей мамы я посещаю так же часто, как могилы Лауры и Сашеньки. Это всё мое. В равной степени Евгений Максимович принял то, что связано со мной.
— Перед тем как к нам переехал мой папа, родители уже несколько лет жили в Москве. Это была инициатива Евгения Максимовича — перевезти их из Ставрополя. Мама болела, и я просто разрывалась. А муж сразу предложил: надо уговорить родителей переехать сюда. Они купили неподалеку от нас небольшую квартиру. Сначала вроде маме стало полегче, но — рак. Бог ее пожалел — недолго мучилась. В день похорон Евгений Максимович сказал: «Папа должен жить с нами».
Кто еще в нашей семье? Ой, клан очень большой. Две дочери — Нана и Аня. Нанин муж, его родители. К сожалению, какое-то время назад мы похоронили отца зятя. Владимир Иванович Бахуташвили был академиком, иммунологом, директором института в Тбилиси… Тоже онкология. Последние месяцы жизни болел и умирал у нас. Дальше. Мой брат со всеми своими. У Наны две дочери: старшая Саша — ей двадцать семь, и младшая — двенадцатилетняя Маруська. Она была нежной любимицей моей мамы. Потом старший внук — сын покойного Саши: Женя Примаков-младший. У Жени жена и тоже две дочери: от первого брака Ника, Никуша и от второго, со Светой — Ксения, ей 28 ноября исполнится пять. Еще Сашин муж Антон, Анин муж Ильяс, их родители, соплюшка Алия…