«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым

К слову, переговорщик Примаков, в самом деле, искусный. Являясь министром иностранных дел, по просьбе Красного Креста совершал «челночные» перелеты в Баку, Ереван, Степанакерт. Двести пленных, в том числе приговоренных к смертной казни, были обменены. Евгений Максимович не может забыть, как счастливые армяне и азербайджанцы одинаково кричали в самолетах, увозящих их домой: «Да здравствует Россия!»

Переговоры во что бы то ни стало — исповедуемое Примаковым кредо. Он убежден: самые заклятые враги должны не воевать, а договариваться. «Для меня не имеет значения, куда падают ракеты — на Хайфу, Газу или Бейрут». И когда ракеты собирались сбросить на Белград, он, пытаясь предотвратить удар, сделал знаменитую «петлю над Атлантикой». Воспринятый некоторыми как эксцентричный демарш, этот шаг так или иначе стал свидетельством силы характера, способности тогдашнего премьер-министра на нестандартные поступки.

А само согласие Примакова возглавить правительство после дефолта, когда в стране все сыпалось, — что это, не отвага? Недаром японский премьер Кейзо Обути пообещал Примакову «за проявленную храбрость» дать кредит в восемьсот миллионов долларов. Правда, так и не дал. Но это другая история, потребовавшая от Примакова иного сорта смелости: при полном безденежье удержать Россию от края бездны.

Мы познакомились с Евгением Максимовичем в 2004 году, когда брали газетное интервью. Ни в бытность Примакова главой разведки, ни в качестве министра иностранных дел и председателя правительства не знали его лично. Для эксклюзивной беседы издание выделило разворот большого формата. Но получится ли, опасались, такая беседа? Примаков не выглядел человеком, готовым выйти за очерченные рамки вежливой сдержанности.

Кто придумал, что он сух, немногословен, держит дистанцию? Чушь, как Евгений Максимович любит выражаться. Из кабинета на Ильинке мы ушли под его обаянием. Предваряя интервью, даже написали: «В журналистских кругах Евгений Примаков слывет человеком закрытым. Однако обозревателям Марине Заводе и Юрию Куликову так не показалось».

Возможно, сталкиваясь с передергиванием, искажением своих слов, Примаков обрел привычку превентивно не расслабляться с журналистами. Что подтолкнуло его к достаточно открытому, непринужденному разговору, надо (воспользуемся снова излюбленным оборотом Примакова) спрашивать его самого. Но факт остается фактом: с тех пор мы многократно встречались, бывали у Евгения Максимовича дома и всякий раз открывали в нем черты, вызывающие дружелюбное расположение.