Впрочем, Примаков не лишает себя удовольствия «дать сдачи». Не отказывает себе и в ироничном, насмешливом взгляде на многое из произошедшего за долгие «годы в большой политике». Что вовсе не означает предвзятости. Ученый, академик, Примаков приписывает серьезной науке свою привычку смотреть на мир объективно, анализировать, отвергать застывшие схемы. Не случайно в его лексиконе часто встречаются обороты: «с одной стороны… с другой стороны», «и в то же самое время»… Евгений Максимович замечает неодномерность, неоднозначность людей и событий. Оттого его взгляд на эпоху особенно интересен. И не вина Примакова в том, что при всей его корректности рядом с ним иные ньюсмейкеры выглядят калибром помельче. Но на то Примаков и тяжеловес, чтобы на политическом небосклоне фигур такого масштаба было раз, два и обчелся.
О чем еще эта книга? Пожалуй, о том, в чем великий поэт согласился с нехитрой людской философией: жизнь прожить — не поле перейти. О том, что на долю даже самых успешных, витальных из нас выпадают страдания и потери. И что одно из самых больших проявлений мужества — продолжать после этого жить, радоваться жизни. Оставаться в седле.
Мы намеренно не стали строить книгу по биографическому принципу. Следовали за нитью разговора, его логикой, отталкивались от возникающих ассоциаций. Ведь речь не о жизненном пути собеседника (хотя и о нем, конечно, тоже), а о системе координат, взглядах на частные, бытийные моменты, о мировоззренческих представлениях и политических предпочтениях. Так вышло, что разговор о премьерском периоде Примакова предшествовал размышлениям о разведке, мидовским впечатлениям, рассказу о Востоке… Мы решили ничего не менять. Не соблюдать хронологию. Как и не выравнивать хотя бы примерно размеры глав. «Близкий Восток» получился наиболее объемной частью книги. Что ж, это абсолютно логично для арабиста, назвавшего Каир одним из самых любимых мест на земле.
Завершает книгу диалог с Ириной Борисовной Примаковой. Мы исходили из того, что по женщине, находящейся рядом, лучше всего можно судить о мужчине. Стал ли портрет собеседника более объективным? Не знаем. Но более стереоскопическим, как нам представляется, он стал точно.
Марина Завада,
Юрий Куликов
Глава первая
Система координат
— «Мы вступаем в различные возрасты нашей жизни, точно новорожденные, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет». Это — Ларошфуко. Вы согласны?