0 чем эта книга? Хочется надеяться, о непривычном Примакове. За тридцать часов мы задали ему сотни вопросов, и среди них те, которые в США называют ни больше ни меньше, как «дискриминационными». Ни на один Примаков не отказался ответить. Следуя за ходом беседы, читатель убедится, что в этом человеке самым причудливым образом сочетаются умудренность, искушенность опытного политика и простодушие, даже доверчивость. На нашу шутливую реплику: «Надо учиться лучше разбираться в людях» Примаков отреагировал неожиданно: «В принципе да. С другой стороны, тогда у меня будет подозрительность какая-то. А зачем это нужно?»
Удивительно: во многих вещах по сравнению с ним мы выглядели менее снисходительными, более категоричными. Не ожидали обнаружить в собеседнике такую толерантность, широту взглядов. И дело даже не в том, что с годами человек обычно становится нетерпимей, ригористичней, просто эти качества недоброжелатели ему особенно охотно приписывали. Ничуть не бывало. Примаков слишком умен, чтобы быть негибким, консервативным. Ограниченность — черта, которую он крепко не жалует.
Как не жалует безволие, непорядочность, отсутствие чувства собственного достоинства. Гордость диктует многие поступки Примакова, и пускай он утверждает, что для политика это качество расточительно, сам меняться не собирается. Негативные клише: «антирыночник», «антиамериканист», «антизападник», — вероятно, давно бы стерлись, не считай Примаков, что ему не в чем оправдываться и уж тем более — навязываться с объяснениями.
Нынче во время интервью с некоторыми политиками, затронув мало-мальски острую тему, все чаще слышишь просьбу выключить диктофон. Евгений Максимович ни разу не произнес этого. Думает, что говорит? Безусловно. Но не только это. Все то же чувство собственного достоинства не позволяет проявлять суетливую «бдительность», равно как и запоздало вычеркивать из текста неосторожно оброненную фразу. Кстати, Примаков редко о ком отзывается плохо. Говорит: «Я не принадлежу к тем, кто лупит разные обличительные вещи, не обладая фактами». Эта особенность, вначале принятая нами за осторожность, скорее, идет от щепетильности, нежелания бездоказательно в чем-то обвинять человека. Даже Ельцина, чье византийское коварство не могло в душе Примакова не оставить болезненный след, он, по собственным словам, «оценивает только по фактам».