— Мы — нет. Такое возможно на более низком уровне. А руководители СВР и ГРУ обычно решают общие задачи на встречах в Совете безопасности.
— Могу говорить только о своем периоде. Если и возникали претензии, то выражались они в очень мягкой форме.
— Затрудняюсь сопоставлять. У каждой структуры свои задачи. Потом, СВР не работает в странах СНГ…
— Не знаю.
— Здесь нет даже элементов некой закономерности. Предательство разведчика — исключительная вещь. Но когда изменяют люди из сферы науки, промышленности, даже высокопоставленные дипломаты, это не так потрясает воображение. Предательство же разведчика, его перевербовка, превращение в двойного агента производит шокирующее впечатление. Если факт становится достоянием гласности, он надолго не выходит из головы. Люди почти пофамильно помнят перебежчиков из спецслужб. Да и как не испытывать ошеломления, узнав, к примеру, о падении Олега Калугина — одного из самых молодых начальников внешней контрразведки КГБ, генерал-майора, фигуры, которая была сильно на виду.
— Меня забавляет, когда Калугин выдает себя за борца с системой. Одно время в газетах много писали о том, что его лишили наград. Он вел изматывающую борьбу за их возвращение. Но за что были получены эти ордена?! За «дело Маркова»? За нечто подобное?
— В разведке оперативные материалы хранятся бессрочно. Однако при определенных обстоятельствах давнишние «дела» могут быть рассекречены. Например, задумав книгу «Конфиденциально: Ближний Восток на сцене и за кулисами», я попросил открыть мою переписку с Центром, касающуюся поездок в Израиль, когда еще не работал в разведке. Мне пошли навстречу. Или ко мне обратился мой добрый товарищ, историк, академик Александр Александрович Фурсенко, отец нынешнего министра образования и науки, с просьбой раскрыть материалы по Карибскому кризису. Наши говорят: «Рано». Но я настоял.
— Не волнуйтесь.