«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым

— Цель? Показаться новому президенту, обратить на себя его внимание. Россия отличается от других стран: на протяжении всей ее истории окружение царя ли, генсека, президента служило не государству, а лично его главе. Те, кто сейчас критикуют Путина, пытаются получить какие-то дивиденды от того, что между двумя лидерами возникнут противоречия, несмотря на их намерение быть вместе. Искусственно стремятся раздуть между Путиным и Медведевым соперничество.

— Но это как минимум недальновидно с учетом веса Путина.

— Недальновидно — само собой. Но еще аморально.

— Назовите хоть одну фамилию.

— Касьянов. Вы слышали от него до отставки малейший неодобрительный намек в адрес Путина? А сейчас вдруг взорвался. Значит, сидел и пыхтел, надувался, как пузырь, так сказать, антипутинским составом.

— Вы еще говорили о «недостаточной решительности Путина избавиться от тех, кто его подставляет».

Поясните.

— Вот мы подробно обсуждали коррупцию… Одна из самых больших опасностей для нашего общества сейчас заключается в сращивании чиновничества с бизнесом. Если прежде опасность исходила от олигархов, то теперь головная боль — чиновники, лоббирующие интересы различных групп бизнеса. Власть знает об этом, но что-то никто из аппарата не изгоняется…

— Известно: вы поддерживаете с Путиным контакты, встречаетесь, созваниваетесь. Что, как правило, становится поводом?

— Конкретные события. Например, я долго общался с Владимиром Владимировичем, когда готовился визит Генри Киссинджера. Или в мае мы встречались после расширенного заседания правления ТПП…

У меня не те отношения с Путиным, чтобы я просто позвонил и сказал: «Давайте встретимся. Поговорить захотелось». (Улыбается.) Но если есть весомый повод для общения, злободневный вопрос, который я считаю необходимым поднять — звоню. Так, когда накануне президентских выборов в Абхазии Россия закрыла с этой республикой границу, я срочно позвонил Путину на борт самолета. Он летел в Индию.

Не стану углубляться в подоплеку инцидента. Скажу лишь, что кто-то очень не хотел, чтобы к власти в Абхазии пришел Сергей Багапш — умный, толковый, сдержанный человек. Закрытие границы в сезон созревания мандаринов имело целью обозлить против Багапша избирателей, знающих о его симпатиях к России. Однако в большей степени строгие пограничные кордоны влияли не на внутреннюю ситуацию, а на отношения между Россией и Абхазией, настраивали население против нас. Я сказал президенту, что совершается серьезная ошибка. Он с ходу отреагировал: границу открыли. Но, думаю, я не один ставил перед Владимиром Путиным такой вопрос.

— Неафишируемые поручения вроде встречи с Саддамом Хусейном накануне войны в Ираке Путин дает вам в официальной или максимально доверительной обстановке?

— В этой ситуации большую роль играл фактор времени. Президент позвонил мне домой поздно вечером. Попросил подъехать к нему на дачу. Мы встретились уже за полночь. Был подробный разговор. А рано утром наготове стоял самолет. И я вылетел…

— Вы не ложились в ту ночь?

— Почему? Я поспал.

— То-то про вас говорят, что можете себе приказать:

«Спать!» И заснуть ровно на столько, на сколько завели внутренний будильник.

— Раньше так было. Да и сегодня, если считаю нужным заснуть — засыпаю. Я не страдаю бессонницей. Но прежде клал голову на подушку и моментально засыпал. А теперь, когда что-то взвинчивает, будоражит, могу заснуть и через пять минут, и через десять.

— Почему-то кажется, что Лужков в этом смысле полная вам противоположность. Ему нелегко пришлось и после парламентских выборов. Надеялся объединить «Отечество» с «Единством» на паритетных началах — по типу блока ХДС/ХСС в Германии, а Кремль дожал… и никакого паритета. Вас с Юрием Михайловичем связывают не самые сентиментальные воспоминания о последних месяцах 1999 года. Но хоть не разбежались, остались в товарищеских отношениях?

— Мы сохранили вполне хорошие отношения. Когда встречаемся — обнимаемся.