«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым

— Министр иностранных дел Израиля Моше Даян, чтобы тайно встретиться в Марокко с заместителем премьер-министра Египта Хасаном Тухани, менял машины, самолеты, надел вместо знаменитой черной повязки темные очки и даже наклеил бутафорские усы. У вас были похожие авантюрные фабулы? Приходилось переодеваться, гримироваться, шифроваться?

— Я никогда не наклеивал усы и не надевал парик.(Смеется.)

— Воображение отказывается представить вас даже с чужим паспортом.

— Да я абсолютно не скрывал свою фамилию. Израильтяне прекрасно знали, кто я, чем занимаюсь. В связи с установленным контактом по обговоренному с Тель-Авивом каналу на мое имя приходили письма от израильского руководства.

Чтобы вы не рисовали себе всякие шпионские страсти, давайте по порядку. На одном из заседаний Пагуошской конференции в Англии я разговорился с председателем Комиссии по атомной энергии Израиля профессором Фрейером. Мы приятно пообщались, и в числе прочего профессор высказал сожаление, что между нашими странами нет даже неформальных связей. Мой новый знакомый был не последним человеком в Израиле, имел выход «наверх». Мы обменялись телефонами, визитками. Вернувшись в СССР, я рассказал в ЦК об этой встрече.

Зерно упало на благодатную почву. Незадолго до того министр иностранных дел Финляндии проинформировал нашего временного поверенного в делах, что премьер-министр Израиля Голда Меир в перерыве между заседаниями сессии Совета Социнтерна обратилась к нему с просьбой организовать ей встречу с советскими представителями «в любое время, в любом месте и на любом уровне — для обмена мнениями о положении на Ближнем Востоке».

Наше затянувшееся неприсутствие в Израиле беспокоило не только Москву. Оно не устраивало и Израиль, который уклончиво, через посредников давал об этом понять. Больше того, даже арабы чувствовали, что им наносит ущерб обрыв советско-израильского диалога. Анвар Садат в дни визита в Египет секретаря ЦК КПСС Бориса Николаевича Пономарева произнес фразу: «Это плохо, что с Израилем говорят только США, а не СССР».

Я отдыхал с Лаурой на Балатоне, когда туда примчался сотрудник нашего посольства и сообщил, что меня срочно вызывают в Москву. Зачем, стало ясно только в аэропорту «Шереметьево», откуда меня отвезли прямо к Андропову, а затем к Громыко. От них я узнал, что мое знакомство с Фрейером сочли полезным. Теперь мне предстояла в Риме новая встреча с профессором, который взял на себя организацию негласной поездки в Тель-Авив.

Так началась совершенно секретная «Особая папка»: конфиденциальные контакты с израильским руководством с августа 1971 по сентябрь 1977 года. На каком-то этапе ко мне подключился сотрудник КГБ Юрий Васильевич Котов. Я рассказывал, как шарж в западной прессе послужил толчком для получения им внеочередного звания. А я к концу миссии был уже директором Института востоковедения. Со временем появлялись и другие каналы. В Вашингтоне, например, к послу СССР Анатолию Федоровичу Добрынину обратился израильский посол, предложив через него неофициально выходить на руководство страны. В Москве не отвергли и этот путь. Но вариант не сработал, Политбюро продолжало делать упор на встречи по налаженной линии. Три десятилетия спустя, когда по моей просьбе материалы рассекретили, я убедился: в течение шести лет наш канал оставался основным.

— Вы писали, что в свой первый приезд в Тель-Авив вечером на конспиративной квартире испытали острое чувство настороженности: «Произойдет что-то, и никто даже не узнает». Впрочем, верный давней привычке, предпочли не рефлексировать, а заснуть. Но, наверное, «барсы» спят чутко?

— (Смеется.) Меня поселили в обычной трехкомнатной квартире, где кроме меня никого не было. Перед тем как лечь, я прислонил к входной двери стул на случай, если кто-то внезапно захочет войти. Полагаю, стук падающего стула меня разбудил бы. Но заснул я моментально, как убитый. День выдался напряженный. Я встретился в Риме с Фрейером, приехавшим вместе с директором кабинета министра иностранных дел Израиля. Обсудили программу. Билет у меня был до Кельна, однако через транзитный зал римского аэропорта я попал на борт самолета израильской компании «Эль Ал», отправлявшегося в Тель-Авив.