Я, мой убийца и Джек-потрошитель

Когда вернусь домой, ниточка, протянувшаяся между мной и Гораном, истончится и оборвется. Мы станем обсуждать дела, защиту диплома, говорить о маньяках, как наставник и ученица, но будут ли объятия, поцелуи, поддержка? Сомневаюсь. Человеческие отношения – такая непрочная вещь. Без подпитки слабеют и тают.

К тому же мы с Гораном одиночки. Оба. Быстро закрываемся, не любим навязываться. Так что, без необходимости постоянно видеться… Я отпустила колени и резко выпрямилась. В глазах стоял туман от непролитых слез.

Повернулась на стук в дверь.

– Эля, ты уже встала?

Быстро, кое-как вытерла глаза и отозвалась.

Горан зашел и похвалу за выдуманное путешествие ухитрился выразить одной фразой:

– Ты ужасы писать не пробовала?

– А как же? Конечно. Я живу в одном нескончаемом фильме ужасов и просто записываю все, что со мной происходит, – совершенно искренне ответила я. – Тебя все устроило?

– Почти. Я написал замечания, кое-где придется доделать и дополнить, но у комиссии сомнений возникнуть не должно.

Буркнула:

– Я рада, – встала и проскочила мимо Горана.

– Что с тобой, Эля?

– Взмокла во время сна, душ приму! – крикнула я уже из коридора, молясь всем богам, чтобы он не понял, в чем дело.

Навязываться – это жалко и унизительно. К тому же один из вернейших способов потерять интерес мужчины. Я не стану навязываться ни за что.

* * *

Горячая вода расслабила, успокоила, а контрастный душ привел в чувство и дал бодрости и сил.

К вечеру я описала путешествие так, что оно устроило даже придирчивого профессора. Значит, о комиссии можно вообще не волноваться.

Потом мы вместе готовили ужин. Мне удавались салаты и закуски, а вот с мясом возиться не любила. Эта моя особенность Горана не смущала. Он давно сказал, что мясо женских рук не терпит. Помню, тогда безумно обрадовалась. Даже в шутку поинтересовалась, нет ли у некроманта кавказских корней. Мы всегда общались, когда готовили. Кроме сегодняшнего вечера.

Я молча резала маслины, оливки и корнишоны для фаршированных яиц и вспоминала учебу в университете. Все, что связано с Гораном.

Первый курс, первый семестр.

Так интересно, Государь был единственным преподавателем, который не преподносил магию как нечто сверхъестественное, непостижимое и доступное только избранным. Он считал, что способностями в той или иной мере обладают все люди, но не всем отсыпано достаточно. А кому отсыпано, не всегда хватает упорства и терпения в раскрытии и развитии потенциала. Государь вообще не считал, что обучает нас магии. Он обучал нас энергоинформационике. Мы должны были развивать интуицию, прислушиваться к внутреннему голосу, договариваться с подсознанием. Словом, никаких чудес. Просто понимание и ощущение себя на более тонком уровне.

Конечно, мы слушали его, затаив дыхание и раскрыв рты. Он на элементарных примерах из жизни, буквально на пальцах умел объяснить всю заумь, которая излагалась в учебниках. Туда вообще было страшно заглядывать.

Как-то один из наших решил поболтать во время занятия, притаившись на галерке. Государь ни слова не сказал. Открыл окно, зажег сигарету и закурил.

– Горан Владиславович, простите, а когда продолжится лекция?

– Лекция окончена, – не поворачиваясь к аудитории, заявил Государь. – Остальное прочтете в учебнике и расскажете на экзамене.

Что тут началось!

Болтуна тут же выставили за дверь его же друзья-соседи. Никто не хотел разбираться в зубодробительных терминах учебника, а тем более применять полученные знания на практике без тонкостей, которым мог научить только Государь.

Когда все затихли и приготовились внимать, некромант неторопливо докурил сигарету и продолжил лекцию. Никогда больше дисциплина на занятиях заведующего кафедрой не нарушалась.

Первый экзамен. Теория энергетических поражений.

Ох, я тряслась. Начало в девять, я приехала к восьми. И не одна оказалась в числе ранних пташек. Все страшно мандражировали. А потом случилось небывалое. Государь, всегда пунктуальный и невозмутимый, мало того что опоздал почти на два часа, – приехал злой, раздраженный и невыспавшийся. Уж не знаю, что случилось. Может, как раз тогда с красавицей Анастасией расстался.

Мы ждали завала. Для успокоения нервов я слопала в уголке десять таблеток валерьянки и пошла сдаваться в числе первых шести первокурсников. Стоило Государю повысить голос, у каждого начинали руки дрожать и язык заплетаться. Дошла очередь и до меня. Почему-то жесткость в обращении не испугала, мне не хотелось забиться под стол или сбежать, как остальным. Рассказала билет, ответила на дополнительные вопросы, продемонстрировала свои пока невеликие умения, но ни разу не вздрогнула от хлесткого недовольного тона преподавателя.

Он соблаговолил поставить «отлично», восемьдесят семь баллов из ста возможных, мучительно решая, как их записать в ведомости: ведь шестьдесят процентов оценки шло за семестр, а сорок – за экзамен. Государь все больше раздражался, пытаясь сосчитать это в уме, ругался сквозь зубы, наконец взялся за калькулятор.