Я. Москва. Нахальный парень

Он тоже щелкнул фонарик. Луч света на мгновение ослепил меня, а когда в глазах исчезли яркие пятна, я уставилась на стену перед собой.

Сердце забилось припадочно.

Кусок стены был вымазан белой краской, поверх которой тонко, мазками набросали девичьи черты. Распущенные волосы и широко распахнутые глаза. Тонкие губы и выпирающие скулы. Неуловимые очертания, почти невесомые, точно размажутся от порыва ветра.

Мой портрет в профиль. Кусочек меня, который надолго останется в Москве. В стенах заброшенной пятиэтажки. Рисунок, о котором знают только два человека.

Красивый. Целостный. Даже ухмылка на губах настоящая, будто бы срисовывалась с фотографии.

– Наверное, этот дом когда-нибудь снесут, – вздохнул Егор, притягивая меня к себе, губами касаясь макушки. – Но по планам он простоит ещё лет десять. Ты можешь приехать сюда и знать: Я не хотел рисовать на заборах, чтобы потом рисунок затер кто-нибудь из коммунальщиков. Давно не рисовал. Наверное, плохо получилось.

Я тронула подбородок ладонью, провела по линии щек. Обернулась к Лисовскому, который как специально отрубил фонарик.

– Теперь у тебя всегда будет стена имени себя, – добавил он голосом, в котором перемешалось множество эмоций: от иронии до болезненной тоски.

Я уткнулась ему в грудь и глухо разрыдалась. В темноте. В тишине.

– Ну, чего ты? – смутился Лисовский, поглаживая меня по вздрагивающим плечам. – Так плохо получилось?

– Я не хочу уезжать… я хочу остаться, но не могу… Понимаю, что если мы разойдемся, то это окончательно. У нас не будет второго шанса. Лучше бы ты тут с девушкой развлекался, было бы проще.

– Какого ты обо мне мнения, Ирэн? – Егор стер подушечкой пальца слезы с моей щеки.

Он не уговаривал остаться, не просил передумать. Не спорил с тем, что у наших отношений есть срок годности, и он закончится сегодня. Просто шептал на ухо что-то успокаивающее, что не откладывалось в голове. Запомнился только голос, ласковый, теплый. Мягкий тон. Спокойствие, исходящее от этого человека, который стал для меня дорог.

– Береги Маську, – переключилась я на менее болезненную тему. – Кому ты ее отдашь?

– Себе заберу.

– У тебя же аллергия.

– Говорят, от неё помогают таблетки, – засмеялся.

– Почему ты не рисуешь?

Опять перескочила на другое, более важное. Наверное, не расскажет. Отшутится, как поступал до этого.

– Не тянуло, – ответил честно. – Занимался баром, находил себя в другом. Не хотел оставаться наедине с самим собой. Это тяжело: постоянно о чем-то думать, грузить себя мыслями.

– А теперь?..

– А теперь я думаю о тебе.

Так честно. Без привычного ехидства. Без недоговорок.

Зачем он это говорит?..

– Извини за вчерашнее, – продолжил Лисовский. – Я обижался и злился. Больше на себя, наверное. За то, что не смог удержать. Ну, и на тебя немного: из-за твоей принципиальности. Но я понимаю, ты должна ехать домой. Глупо надеяться, что может быть иначе. Мы попробуем встречаться на расстояние. Обещаю.

– Попробуем…

Слово не обнадеживает, скорее наоборот – доказывает, что всё кончено. Оно пропитано неуверенностью, отчаянием, печалью.

Ладно, не будем о грустном.

Я глянула на экран мобильного телефона.

– Мне скоро надо выезжать.

– Я довезу до вокзала, – Егор нащупал мою ладонь, обхватил её. – Всё собрала?

– Ага. Кстати, кому принадлежит квартира, где я жила? Не верю в мифического друга.

– Она мамина, точнее – бабушкина. Но бабушка умерла, когда мне исполнилось лет шесть. Мама уехала. – Егор придерживал меня, чтоб не рухнула со ступенек. – Здесь давно никто не жил, а я не хотел там даже появляться. Там какие-то вещи лежат, но я не хочу знать, какие именно.

– Почему твоя сестра звонила в дверь, если в квартире никто не живет?

– Я сказал ей, что разрешил пожить одному хорошему человеку. Если точнее – двум хорошим людям и одному Грише, – добавил Егор с ухмылкой. – Разумеется, Эля сразу же ломанулась проверять, кто именно тот «хороший человек». Выдумала какую-то историю про сумку, которая ей позарез нужна. Шпионка, блин. На самом деле, ты ей понравилась.

Ну-ну. Сомневаюсь. Вчера сестра Егора красноречиво намекнула, что если мы разойдемся, я пожалею, а вот Лисовскому только полегчает.

Впрочем, кто знает: вдруг она так проявляет заботу? С эмоциями и их проявлением в семье Лисовских всё плохо.

… Мы закидали сумки в багажник и рванули на площадь трех вокзалов. До отбытия поезда оставалось еще больше часа, но оно и к лучшему – долго стояли на перроне, разговаривали о чем-то, шутили. Обнимались. Запоминали секунды, впитывали их в себя.

Поезд тронулся, я помахала застывшему Егору рукой. Утерла слезы, которые опять катились градом. Лисовский вместо того, чтобы ответно помахать, уткнулся в телефон. Пальцы быстро-быстро что-то печатали.

Мой мобильный завибрировал новым сообщением.

До встречи, Ирэн. Скучаю.

Я подняла глаза на Егора.

Тот грустно улыбался.

Глава 14. Не бывает отношений на расстоянии