Я найду тебя

– Да, я звонила ему. Но мы собирались лишь допросить ее. Или в худшем случае задержать. Я забыла, что у вас здесь есть психиатрическое крыло. Поскольку вы – частная клиника, я как-то об этом не подумала. Но, пожалуй, вы правы: сейчас это лучшее для нее место.

– Присутствие полиции порой способно произвести несколько тревожный эффект…

Джеральдин поморщилась. Неужели доктор намекал, что Эмили упала при виде полиции? Она взвыла, когда ее подняли с пола, и слабо пыталась оттолкнуть их.

– Это была мера предосторожности. Исключительно, чтобы она не навредила себе. Мы понятия не имели, в каком состоянии найдем ее. Я слышала, у нее серьезные проблемы?

Психиатр кивком ответил на ее вопрос.

– Доктор Хадсон проинформировал меня. Хотя пока я предпочел бы составить собственное мнение, – добавил он, как будто она собралась перемывать с ним косточки Эмили.

У Джеральдин неприятно защемило в груди.

– Разумеется, – ответила она, задетая за живое. – Я тоже. Как представитель полиции, отвечающий за расследование дела ее исчезнувшей сестры, скажу, что у меня с Эмили сложились доверительные отношения.

Пусть он знает, что перед ним не безмозглая бабенка лет сорока на закате своей карьеры. У нее тоже есть мозг. Она преследовала убийц, преступников, нежелательные элементы…

– Мы тщательнейшим образом оценим ее состояние. Можете быть спокойны. А пока, если это всё, я хотел бы проверить свою пациентку, убедиться, что с ней всё в порядке. – Он принял ее колкость за обеспокоенность.

Джеральдин проводила его взглядом. Не в силах выбросить из головы образ Эмили, стоящей там, когда она осознала, что они пришли за ней, инспектор почувствовала себя… виноватой. Перед ней стояли глаза Эмили, когда та поняла, что загнана в угол.

В коридоре она увидела сестру Бэрроуз. Старшая сестра отделения выглядела грозно – высокая, прямая, угловатая, с каменным лицом. А вот взгляд ее выдавал нечто иное – внутреннее смятение.

– Крайне неприятное дело, – прокомментировала Джеральдин. – Психиатр меня слегка напугал.

Сестра Бэрроуз поморгала, как будто отгоняя наваждение.

– Доктор Грин – замечательный человек.

Ага, подумала Джеральдин, теперь она знает его имя. И если у нее когда-нибудь возникнут проблемы с психическим здоровьем, она постарается не попасть к нему в лапы.

– Как вы думаете, почему Эмили так убеждена, что видела эту женщину?

Бэрроуз скрестила руки на груди. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Оно осталось таким же каменным, каким было, когда Джеральдин допрашивала ее.

– Вы медсестра. У вас должно быть мнение?

Женщина вздрогнула:

– Это всё ее фантазии.

Джеральдин подождала и, не дождавшись ответа, сказала:

– И это всё? Так просто?

– Что вы хотите от меня услышать? – холодно спросила Бэрроуз. – Она явно была не готова возобновлять работу. Возможно, анестетик вызвал реакцию, но об этом лучше спросить анестезиолога.

Джеральдин посочувствовала Эмили: та работала в бездушном, полном безразличия месте. Неудивительно, что у нее сдали нервы. Работа была единственным, ради чего она жила.

Ее родители были классическими неудачниками, но тем не менее инспектор будет вынуждена сообщить им, что их дочь в больнице. Это самое малое, что она может сделать для Эмили. Будет чудом, если те проявят родительские чувства. Обескураженная всем, что она видела и слышала, Джеральдин повернулась, чтобы уйти. Ей еще предстоит написать отчет и отвезти домой собственных детей. Ее ждала уютная кровать. Ее безопасный мир. Она надеялась, что Эмили тоже в безопасности.

* * *

Эмили затруднялась сказать, что сейчас – ночь или день. Она лежала раздетая в кровати. Под хлопчатобумажной рубашкой на ней было нижнее белье – слава богу, раздели не догола. Кровать была приставлена к стене, справа от нее была тумбочка. Приглушенный потолочный светильник заливал комнату теплым светом. Кстати, сама комната была крошечной, не более двенадцати квадратных футов. Мебель у стены напротив напоминала обстановку гостиничного номера. Платяной шкаф, стоящий впритык к письменному столу, кожаное кресло, лампа на столе и, что удивительно, ковер на полу. На стене над столом висела картина. Жалюзи на окнах были полностью опущены. В той же боковой стене, что и ее кровать, была тонкая деревянная дверь, но ее взгляд был прикован к другой – той, что напротив. За этой дверью находились люди, которые поместили ее сюда.