Операция сына потребовала бы тщательного планирования и выбора времени. Эмили с трудом представляла, что Дэллоуэй будет делать ее один. В ту ночь, когда София боролась за свою жизнь, у ее постели находился не один человек – Эмили была в этом уверена. Она лишь потому перестала наблюдать за происходящим у постели Софии, что кто-то неожиданно шагнул к ней и посветил фонариком ей в глаза. Так что их было как минимум два человека; возможно, Мередит и Шелли. Но кто тогда помогал Дэллоуэю? Или он просто держал печень Софии на льду, ожидая, когда остальная часть его команды присоединится к нему? Надо будет спросить у хирурга, когда она увидит его в следующий раз. Если она умрет, то заслуживает знать ответы на все вопросы до того, как ее жизнь закончится.
А она закончится, в этом Эмили даже не сомневалась. Дэллоуэй сказал, что вылечит ее. Шелли заявила, что ее печень восстановится через несколько недель. Но теперь, когда она знала, что они сделали и что намеревались сделать, захотят ли они оставить ее в живых?
При этой мысли Эмили вздрогнула. Ее родители вряд ли станут скучать по ней. Ей было горестно, что она их дочь и они не любят ее. Горькая правда заключалась в том, что ее отсутствие никак не повлияет на жизнь других людей в отличие от отсутствия Зои, перевернувшего ее жизнь. Эмили горько оплакивала потерю сестры; как же грустно, как жестоко судьба уравняла счет… Она так надеялась увидеть Зои снова, и вот теперь этого никогда не произойдет. Теперь пропавшей без вести станет она. Искать теперь будут ее. Шанс увидеть друг друга снова исчезнет навсегда. Это была ее кара.
Бремя вины покалечило Эмили. Оно давило на нее сильнее, чем все, что она вынесла до сих пор. Эмили из последних сил старалась поверить, что версия событий, которую она изложила полиции, была правдой. Ей казалось, что со временем станет легче, что ее ложь заставит боль исчезнуть. Она никак не рассчитывала, что ее будет повсюду преследовать укоризненный голос Зои. Ибо горькая правда заключалась в том, что она никому не призналась, что в тот день видела Зои, вприпрыжку шагавшую по той дороге; сестра болтала на ходу босоножками, беззаботно подставив лицо утреннему солнцу. Эмили наблюдала за ней и кипела от ярости. Еще ни разу она не была так зла. Ни разу не испытывала к своей младшей такой ненависти, как в тот момент…
Эмили закрыла глаза, чтобы стереть мысленную картинку, – и тотчас напряглась, услышав, как открылась дверь. В дверях застыл чей-то силуэт. Чей именно – было трудно разглядеть под длинным хирургическим халатом. Кто бы это ни был, он пришел за ней.
Джеральдин проигнорировала охранника. Тот, словно возбужденный щенок, стоял, переминаясь с ноги на ногу, – не то готов выполнить любую их команду, не то ему приспичило по малой нужде. Он зычным голосом пригласил ее в свою каморку, предложил чай, кофе и даже стул с замусоленной подушкой на сиденье. Швырнув подушку в угол, инспектор подвинула вращающееся кресло к столу, чтобы сесть рядом с Тони.
– У меня расшалились нервы, – сказала она. – Даже боюсь взглянуть.
На экране застыла Эмили в больничной рубахе.
– Ты будешь в шоке, – сухо ответил Тони. – Я уже посмотрел.
Джеральдин сделала глубокий вдох и приготовилась.
– Ну, давай.
Запись длилась меньше минуты. Все это время Джеральдин сидела, затаив дыхание. На застывшем кадре теперь была невысокая темноволосая девушка. Она выбежала из той же палаты, куда за минуту до этого вошла Эмили.
Джеральдин словно ударили под дых. Все, через что прошла Эмили, чтобы доказать существование этой женщины, было ими проигнорировано. История болезни и прошлые поступки самым прискорбным образом были истолкованы против Эмили. Своим нежеланием прислушаться к ней они почти довели ее до сумасшествия. Случись ей потерять разум, в этом не будет ничего удивительного. Джеральдин вспомнила, как погас свет в глазах Эмили, когда инспектор в последний раз видела ее; вспомнила, как холодно отнеслась к ней в больнице после того несчастного случая. Какой одинокой, брошенной всеми чувствовала себя Эмили! Неудивительно, что она позволила избить себя, если это был ее единственный способ сбежать. Она отчаянно пыталась вырваться из этого места, чтобы доказать им, что не выдумала эту женщину… Джеральдин горько укоряла себя, что не поверила ей. В оставленном на автоответчике сообщении Эмили не сказала, что видела ее на записях камер видеонаблюдения; только то, что видела пропавшую пациентку, видела Катку. Неудивительно, что инспектор тогда решила, что у Эмили галлюцинации и навязчивые идеи…
Эти кадры доказывали, что она говорила правду. Чего они не могли доказать, так это была ли Эмили убийцей. Она сошла с ума или ей было на все наплевать? Она стала убийцей или же они сами подтолкнули ее к столь отчаянному шагу?
– Как вы это нашли? – спросил сержант Мартин у охранника, стоявшего прислонившись к стене.
Тот пожал плечами.
– Не знаю. Я просто искал.
– Да, – нетерпеливо сказал Мартин, – но почему вы это искали?
Охранник слегка растерялся: