Оказалось, что фотографий типа «Я и Женечка» в альбоме абсолютное большинство. Причём, даже будучи в школьном возрасте, Анечка была влюблена в статного красавца. Прикинув, Лора могла предположить, что и сама могла в такого влюбиться, но в душе по-прежнему ничего не отозвалось.
Аня всё ещё тихо скулила, не в силах терпеть, когда же боль отпустит, когда Лора перевернула очередную фотографию. На ней оказался очаровательный малыш с огромными голубыми глазами и светлыми волосами, стриженными модельной стрижкой, он помогал Ане срывать ветки сирени. Лора невольно улыбнулась. Впервые за последнее время искренне. А на следующем снимке малыш был постарше, в красивой голубой рубашке, которая так уникально оттеняла его глаза. Он сидел на руках у улыбчивой блондинки, один взгляд на которую заставил Лору задохнуться.
Она даже понять ничего не успела, когда в глазах потемнело и резкая боль грозила разорвать голову изнутри. Слёзы брызнули из глаз, а поток воздуха из широко раскрытых губ вышел контролируемо плавно и тихо. Один мощнейший удар где-то глубоко внутри и тысячи картинок мелькают перед глазами. Одна за одной, одна за одной, а потом все вместе нескончаемым веером, потоком, ураганом. Лица, имена и снова лица. День, неделя, год. Первый взгляд глаза в глаза, первый поцелуй, праздничный каравай на свадьбу, маленькое голубоглазое счастье, а потом Женя и его перекошенное злостью и обидой лицо. Нож Мансура у её горла, чужие тёплые губы, нескончаемый поток боли, которая уничтожает, опустошает, которая заставляет забыть, что ты человек, что ты ещё жив. И крик…
Лора не сразу поняла, что это её крик… что это её кровь тонкой струйкой стекает по губам. Одним широким движением провела рукой по лицу, растирая вязкую красную жидкость, и этот запах… этот отвратительный запах с привкусом железа вызывает мгновенную тошноту, не даёт встать на ноги, подняться с колен. Грубые руки подхватывают сзади и тащат её… куда?
– Куда?! – С воем сорвалось с губ и хватает сил на то, чтобы вырваться, чтобы схватить с пола и прижать к груди маленький снимок. Тот самый. Где маленький мальчик сидит на коленях у своей мамы. А дальше темно и пусто. И только непрерывная череда картинок из жизни не даёт отключиться, а особенно страшно становится, когда глаза закроешь, потому что ты начинаешь слышать голоса, знакомую музыку, звонкое и громкое «мама».
– Убери… убери от меня свои руки! – Рычала с отвращением, пытаясь вырваться, но сама идти не могла и падала на бетонные ступени, больно ударяясь коленями.
И каждый новый захват вызывал новую тошнотворную волну, волну отвращения, жуткого страха и понимания того, что боль никуда не уходит, она может лишь на время затихнуть, спрятаться глубоко внутри тебя, чтобы потом ударить, сбить с ног, растоптать и уничтожить.
А потом… потом были стены, которые она называла своим домом. Чужие, холодные. Пустые взгляды, ничего не значащие фразы. Её спальня. Вот почему она не казалась чужой. Потому что являлась точной копией из её жизни. А сейчас жизни словно нет. Есть спектакль, театрализованная постановка с купленными и рассортированными между заинтересованными лицами билетами.
Сил хватило только на то, чтобы захлопнуть за собой дверь. И ещё оду дверь: дверь ванной комнаты, в которой включила горячую воду с максимальным напором и один за одним вывернула в воду многочисленные пузырьки.
– Ты её нашёл? – Прозвучало спокойно, и только неприятный, явно сдерживаемый звон в голосе не давал до конца поверить в это спокойствие.
– Нашёл.
– Не молчи. – Голос окрасило напряжение. Шумное дыхание участилось.
– Она была у той журналистки.
– У которой?
– У той самой.
– И что?
– Она всё знает.
– … Где она? – Испарилась уверенность, и появилась необъяснимая дрожь.
– Заперлась в ванной, я…
– Где она?! – Взревел мужчина на том конце соединения.
– Уже иду. – Быстро сориентировался Мансур и через несколько секунд потянул на себя дверь ванной комнаты, громко выругался, понимая, что она закрыта.
– Живьём закопаю. – Тихо прорычал мужчина на том конце линии связи и, пока никто не видит, закрыл глаза и произнёс знакомую молитву, понимая, что это то единственное, что остаётся делать, находясь за тысячи километров от любимой женщины.
– Лора! Лора, открой. Лора, открой дверь, я… – Услышал в трубке отдалённо и стиснул зубы от беспомощности, сжал кулаки, пока не услышал треск телефонного аппарата
– Ломай её на **й! – Взорвался криком и со свистом выдохнул сквозь зубы.
Услышал шум от удара, одного, второго. Наверно прокричал что-то ещё, но не помнил, что именно, потому что до пульсирующей боли в голове повторял одну и ту же молитву. Следующим звуком после секундной тишины стало шумное дыхание Мансура.
– Не молчи, а?
– Она принимает ванную.
Отдалённым звуком услышал плеск воды, с точностью до доли секунды рассчитал время, пока она приложит телефонную трубку к уху, а потом тихо, осторожно, боясь спугнуть, выдохнул.