Я написал книгу

Я всегда очень хотел спать, я также хотел сходить в парикмахерскую, я не хотел пахнуть потом и нестиранной одеждой, мне очень не хотелось терять человеческий лик. Хлебнув надрывного графика работы в самом начале контракта, я принялся искать выход из этого тупикового положения.

Он был, оказывается, прост, как прыщ на подбородке. Спать надо по ночам, по ночам не надо работать. Не важно, где ты спишь, важно, чтобы сон шел на пользу.

Я соорудил себе гнездо из подручных материалов и усовершенствовал его до состояния легкой сборки и не менее легкой разборки. Практика была такова, что ночной порой, когда проходит прием на борт заспанного и недовольного лоцмана, езда с ним по всяким запутанным фарватерам и швартовка к месту погрузки-выгрузки, старший механик должен быть в состоянии мгновенной готовности для принятия единственно правильных решений и выполнения всех безотлагательных для этого мер. То есть, он должен быть в машинном отделении в месте центрального поста управления, и неотрывно смотреть за стрелками и циферками. Не приведи Господь, что-нибудь пропустить! В таком случае они, старшие механики, совсем скоро теряют интерес к жизни, зарастают клочковатыми бородами, начинают пованивать и прочее, прочее.

В удобном гнезде, созданном из старого шезлонга, можно удобно расположиться перед всякими стрелками и циферками, и удобно смотреть на них сквозь сон. А лучше совсем не смотреть: куда они денутся, отвалятся, что ли? Три часа под пледом, укрывающим ноги, в относительной тишине – грохот работы главного двигателя, как правило, на посту управления не столь ошеломительный и вредный для здоровья – до информационного сигнала с капитанского мостика, что все мол, приплыли, спишь, как младенец. Даже лучше, чем в кровати в каюте.

Лишь одна неприятность может омрачить установившееся равновесие: утечка информации к капитану, а через него – в кампанию. И все – болезнь несоответствия занимаемой должности. Голландцам-голодранцам не объяснить, что отсутствие отдыха через сон может лишить человека человеческого лица и все такое.

На моем контракте пришлось потрудиться с двумя капитанами: поляком и болгарином. Они в машинное отделение бегали крайне неохотно. Им был важен результат, а результат был – мы ездили с грузами туда-сюда и при этом не очень опаздывали.

Я стал чувствовать себя лучше и с головой окунулся в творчество, когда дневной порой полагалось добирать час-полтора сна. Но мне не хватало некоторой информации о древних городах и забытых землях. В Шотландской библиотеке я кое-что находил. Помимо книг там имелся вполне бесплатный интернет, что несколько повышало мою исследовательскую скорость. Да и две библиотекарши, сменяющие друг друга, прониклись ко мне сочувствием и даже подсовывали мне интересные материалы, например, «Легенду о Мак-Туиреде», описания жизни короля Артура от разных непоповских авторов, норманнские байки и предания о Торе и его молоте и козлах, и, конечно же, «Калевалу» периода до Элиаса Лённрота (Lyonnrot Yelias – человек, врач и контрабандист, экстремал, собравший «Калевалу» в таком виде, который нам перевел Бельский).

Лишь одно я не сумел выяснить по сей день: отчего одно шотландское графство зовется «Karelia»? Право слово, хоть уроженцу тех мест сэру Шону Коннери пиши записку с вопросом, да он вряд ли прочтет сообщение от неизвестного человека. Вот если бы к нему, лучшему Джеймсу Бонду всех времен и народов, обратился бы известный писатель, тогда, может быть, и выгорело бы. Дэна Брайна, что ли попросить? Так и он меня слушать не станет. А самому сделаться известным писателем мне, похоже, жизни не хватит.

Я вернулся домой с того контракта усталый и потерянный. Вместо оговоренных 4 месяцев мне пришлось отбыть пять с половиной. Вопреки моему желанию и ограниченным моей подписью сроком.

Снег уже сошел, да и лето как-то покатилось вниз со своего пика. Я приноровился вечерами, облившись каким-нибудь антикомарином, садиться за своей дачей на низенькую скамейку из бревен и смотреть на вечернее небо, пусть даже затянутое тучами. Голова становилась пустой-пустой, и это было очень даже неплохо. Потом шевелилась ближайшая тень, и возникал выдуманный мною ЧЧ. Это уже было не очень хорошо.

Мои размышления о том, кто будет читать мои книги, и зачем я их создаю, находили ответы. Впрочем, эти ответы могли порождать другие вопросы, а ясности и определенности не выявляли. Так мне пояснял ЧЧ.

Мои книги не будет читать никто, за исключением тех людей, которые, порой, несознательно не удовлетворены нынешней Историей, которая, будучи лживой до неприличия, породило государство, или государства лжи. У лжи нет будущего, потому что нет и прошлого.