Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыниНа краешке окна, и духота кругом,Когда закрыта дверь, и заколдован домВоздушной веткой голубых глициний,И в чашке глиняной холодная вода,И полотенца снег, и свечка восковаяГорит, как в детстве, мотыльков сзывая,Грохочет тишина, моих не слыша слов, —Тогда из черноты рембрандтовских угловСклубится что-то вдруг и спрячется туда же,Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже...Здесь одиночество меня поймало в сети.Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,И в зеркале двойник не хочет мне помочь.Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.28 марта 1944 Ташкент
Ташкент зацветает
Словно по чьему-то повеленью,Сразу стало в городе светло —Это в каждый двор по привиденьюБелому и легкому вошло.И дыханье их понятней слова,А подобье их обреченоСреди неба жгуче-голубогоНа арычное ложиться дно. –Я буду помнить звездный кровВ сиянье вечных славИ маленьких баранчуковУ чернокосых матерейНа молодых руках.1944
«Это рысьи глаза твои, Азия...»
Это рысьи глаза твои, Азия,Что-то высмотрели во мне,Что-то выдразнили подспудноеИ рожденное тишиной,И томительное, и трудное,Как полдневный термезский зной.Словно вся прапамять в сознаниеРаскаленной лавой текла,Словно я свои же рыданияИз чужих ладоней пила.1945
На Смоленском кладбище
А все, кого я на земле застала,Вы, века прошлого дряхлеющий посев!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Вот здесь кончалось все: обеды у Донона,Интриги и чины, балет, текущий счет...На ветхом цоколе – дворянская коронаИ ржавый ангелок сухие слезы льет.Восток еще лежал непознанным пространствомИ громыхал вдали, как грозный вражий стан,А с Запада несло викторианским чванством,Летели конфетти, и подвывал канкан...Август 1942 Дюрмень