Я назову твоим именем сына (СИ)

Она сняла толстовку, футболку, джины и осталась только в белых трусиках и бюстгальтере, совершенно не подумав о том, что за окном кто-то может наблюдать за её действиями. За окном, чуть поодаль, стоял Максимилиан: «Хороша! — прошептал он, — сними лифчик! Ну, пожалуйста — пожалуйста! Сними! Он же мешает тебе! Твоим прелестным наливным яблочкам хочется на свободу! Хочется освободиться от сбруи! Снимай! Снимай! Ну, давай же! Давай!»

Как бы по его желанию, Рита подняла руки вверх, откидывая волосы со лба, потом стянула бретельки с плеч, высвободила руки, повернула бюстгальтер застёжкой вперёд, расстегнула и сняла его, обнажив к великой радости, наблюдавшего за ней, две прелестных, юных задорно торчащих грудки.

«Умница! — прошептал наблюдавший, — молодец! Хорошая девочка! Послушная девочка! Ну, зачем прятать такую красоту от людей! Красотой надо делиться! А теперь сними трусики! Давай! Давай!» — шептал он, пожирая глазами юное тело.

На этот раз она не стала «послушной девочкой» — натянула пижаму, выключила свет и скользнула в кровать под одеяло.

«Ну, что же ты делаешь! Зачем! Дай полюбоваться на себя! Ну, ещё хоть чуть-чуть!» Ответа не последовало. В окне по-прежнему было темно. Максимилиан постоял ещё немного по девичьим окном, надеясь на чудо. Надеясь, что вот сейчас распахнётся окно, и девичий нежный голосок тихонько окликнет его: «Максимилиан, ты где? Иди ко мне!» И он легко заберётся в окно и сожмёт её, нетерпеливо сорвёт дурацкую пижаму — укрывающую от посторонних глаз, прелестное тело — какой дурак их придумал! Прижмётся разгорячённым телом к ней нежной и трепещущей. Нет, окно не распахнулось, за окном было темно и сонно. «Блин! Что ты с ней сделаешь! Жалко ей! Я тебя не люблю! — передразнил он тоненьким голоском, — Блин! Блин! Блин! Не прокатило!» — он пошёл в свой корпус.

В комнате, где кроме Максимилиана жили ещё три парня, было темно и тихо. Максимилиан задержался у входа, приоткрыл дверь — в тусклом свете уличного фонаря, увидеть происходящее в комнате. Бледным пятном выделялась его кровать, стоящая у левой стены — белый, холодный свет огромной Луны, освещал её. Он перевёл взгляд на кровать, тоже стоящую у левой стены, но ближе к входу: на ней мирно посапывали две головы — парень, раскинувший руки по обе стороны кровати и девушка, уткнувшаяся ему в плечо. «О-о! Как интересно!» — тихо произнёс Максимилиан. Две кровати, стоявшие в противоположной, неосвещенной стороне комнаты, излучали тишину и спокойствие — слышалось сонное размеренное дыхание. Максимилиан скинул кроссовки, сбросил верхнюю одежду небрежной кучкой на пол у своей кровати и нырнул в постель.

— Долгонько ты! Чпокнул крошку? — послышалось с кровати напротив.

Максимилиан резко обернулся:

— Макс, ты чё не спишь?

— Интересно, чпокнулись вы или нет?

— Спи! — Максимилиан отвернулся к стене, ему не хотелось обсуждать подробности произошедшего между ним и Марго. Хотелось ещё раз увидеть (пусть, на этот раз мысленно, а не на яву) то, что он видел за освещённым окном: вот в комнате загорелся свет, и она впорхнула в свою каморку, несколько секунд постояла, сняла одежду, оставшись в белых трусиках и бюстгальтере, вскинула руки вверх, поправляя волосы…

— Можешь сказать, было у вас или нет? — прервал сексуальные грёзы голос с противоположной кровати.

— Чё те надо? — недовольно пробурчал Максимилиан, — отстань, я спать хочу, — потом, вдруг, резко сел на кровати, сбив одеяло в ноги, — а у тебя как с этой, рыжей? Получилось?

Максим тоже поднялся сел на кровати, опустив ноги на пол:

— Да ну! Не вполне нормальная, оказалась!

— В смысле?

— Прыгнула ко мне на колени! Жалась, жалась ко мне, ёрзала так, что у меня даже уши торчком встали, не говоря уж обо всём остальном! Пошли в лесок прогуляться — всё нормально, поцелуи, обжималки, то-сё! Как до дела дошло — взвизгнула и убежала! Ну, это нормально? Скажи?

Максимилиан беззвучно засмеялся, держа голову руками и раскачиваясь как при сильной головной боли. Встал с кровати, пошарил в тумбочке:

— У тебя сигареты есть? Без сигарет не обмозговать их поведение!

— Есть! Пошли на воздух, обсудим!

— Выпивка осталась? — Максимилиан заглянул под кровать, надеясь найти спиртное.

— Откуда! Всё выхалкали! Надо снова в деревню идти за бухлом! Накинь что-нибудь, пойдём, покурим.

Они вышли, сели на крыльцо, закурили. Помолчали. Первым заговорил Максим:

— Знал бы, что от рыжей ничего не отломится, внимания бы на неё не обратил. Страшная, как моя печаль! У тебя-то как? Расскажи!

Максимилиан пожал плечами:

— Не знаю! Я не понял! Поцеловались! Вроде, она загорелась, задрожала, как трепетная лань! А потом, нет и всё! Я, говорит, тебя не люблю, а без большой и красивой любви, говорит, извини, не могу!

— Не дала? — Максим глубоко затянулся сигаретой.

Максимилиан отрицательно покачал головой:

— Нет! Но, договорились, что, если «созреет» — даст знать.

— Ого! И как это будет? Подойдёт и скажет: «Разрешаю вам мне впендюрить!» — Максим по-дружески толкнул друга левым плечом.

Они беззвучно «заржали».