Мертвой хваткой вцепляется в мое предплечье и буквально волочит меня на выход из спальни. Как будто я сама добровольно откажусь идти. На выходе из дома Эмма Фридриховна подает мне полушубок из лебединого пуха. Середина октября — уже холодно. Встречаемся с немкой взглядами, и обе сразу отворачиваемся.
— Удачи, — тихо говорит.
— Спасибо.
На выходе из дома меня встречают пронизывающий ветер и хмурое небо. Должно быть, сегодня пойдет дождь. В душе у меня точно такое же настроение, как и погода. Мои друзья — одноклассники и однокурсники — смеясь, распивают во дворе шампанское. При виде меня взрываются свистом и аплодисментами, кричат комплименты. Самое время натянуть на лицо маску счастливой невесты.
По дороге в загс наш лимузин собирает все пробки. Отец заметно нервничает. Боится, что свадьба не состоится. Я тоже боюсь, что мы опоздаем в загс, и Витю не выпустят. Друзья не устают поднимать по дороге тосты, чем сильно меня нервируют. Уже лицо сводит от натянутой улыбки. Только Полина понимает меня и в знак поддержки крепко сжимает мою ладонь.
— Расслабься, — шепчет на ухо. — Ты слишком напряжена.
Я пять лет ждала этот день, а когда он настал, чувствую себя внутри мертвой. Пожалуй, сегодня не моя свадьба. Сегодня мои похороны. Они затянулись на полтора месяца, ведь умерла я в тот день, когда рассталась с Витей в сизо.
Я не контактировала с ним с тех пор. Полтора месяца жила под строгим наблюдением отца, Эммы Фридриховны и охраны. Мне разрешалось выезжать исключительно к Керимовым и по свадебным делам. Только с Полиной разрешили один раз поговорить, когда я уточняла у нее, будет ли она моей подружкой невесты.
Римма Айдаровна со мной холодна. Мы не обсуждали произошедшее с Маратом, так что не знаю, что ей известно. Сказал ли жених семье правду? Если честно, не думаю. Тогда Римма Айдаровна выступила бы против нашего брака. Скорее всего будущая свекровь что-то подозревает, поэтому и улыбается мне сквозь зубы. Но я рада тому, что мать Марата ко мне охладела. Исчезло ее навязчивое внимание. Надеюсь, и после свадьбы его не будет.
Лимузин тормозит у загса. И хоть я пять лет морально готовилась к этому дню, а по позвоночнику ползет липкий страх.
«Может, сбежать?», посещает неожиданная мысль.
Оглядываюсь. Семейство Керимовых со своей многочисленной восточной родней уже здесь. Сотни бизнес-партнеров отца тоже. Некуда бежать. Да и побег будет означать реальный срок для Вити. Я никогда так с ним не поступлю. Лучшее, что я могу сделать для Смолова, — это освободить его и вернуть прежнюю беззаботную жизнь ничем необремененного автогонщика.
На деревянных ногах вхожу в дворец бракосочетаний. Отец сразу устремляется к Керимову-старшему. Он в кое-то веки в кругу своей семьи. Встречаюсь глазами с Маратом. Жених в чёрном смокинге и белоснежной рубашке, воротник которой украшает чёрная бабочка.
Марат приподнимает правый уголок губ. Наверное, хочет улыбнуться, а получается хищный оскал. Лицо, как новенькое. Ни единого синяка.
— Потрясно выглядишь, моя дорогая невеста, — Марат первый ко мне подходит.
—- И ты тоже хорошо выглядишь, мой любимый жених, — снова нацепляю на лицо улыбку.
— Как долго мы шли к этому дню!
— Пять лет, верно?
— Да, около того.
— Это ведь прекрасно, что наши отношения оказались сильнее расстояния. И я рада, что ты нашел в своем плотном графике время для того, чтобы посетить нашу свадьбу.
Интересно, он слышит в моем голосе сарказм? Наверняка.
— О да, любимая, — склоняется к моему уху и опаляет его жарким дыханием: — Я намерен использовать каждую секунду рядом с тобой, моя дорогая невеста.
От того, каким зловещим шепотом Марат произносит последние слова, кровь в жилах леденеет.
«У меня на тебя большие планы, Даша», вспоминаю, как Марат сказал в больнице после избиения. Я голову сломала, думая, что Керимов имел в виду. Интуиция подсказывает: ничего хорошего.
От страха ноги слабеют. Видимо, Марат замечает, что я неуверенно держусь на каблуках, поэтому быстро берет меня под руку.
— Что с тобой, милая?
— Волнуюсь.
— Ну что ты, мы так долго шли к этому дню.
— Даша, ты прелестно выглядишь! — словно из-под земли, рядом с нами вырастает одна из сестёр Марата.
Я обмениваюсь с ней любезностями, чувствуя, как горит кожа на руке в том месте, где продолжает держать Марат. Мне неприятны его прикосновения, мне неприятно его общество. Кожу содрать захочется — лишь бы не чувствовать Керимова.
«Привыкай, так теперь будет всю жизнь», шепчет внутренний голос.
— Приготовьтесь, ваша очередь, — оповещает нас сотрудник загса.
Помещение начинает плыть перед глазами.
— Милая, что же ты у меня такая неуклюжая? — елейным голосом интересуется Марат, когда на пути к дверям в зал я чуть не спотыкаюсь.
Ничего не вижу. Мурашки перед глазами пляшут, спина покрывается холодным потом. Чувствую, что он и на лбу выступает.
В уши врезается марш Мендельсона. До чего бесячая музыка. Она будет сниться мн ев кошмарах.
— Пошли, — приказывает Керимов.
По-прежнему ничего не видя перед собой, просто семеню прямо. Останавливаюсь, когда по движению сбоку понимаю, что остановился Марат.