Субтеев усмехался и шёл всё быстрее, он до того был горяч ожиданием, что асфальт дымился у него под ногами. И женщина теряла память о всяких страшных словах и вела Субтеева к себе домой. Потом она чудодейственным образом забывала о Субтееве, но была уже другой, как и все, кого Субтеев любил до неё или после неё, и именно с этого времени в Полынске появился секс как таковой, но это уже другая история, требующая изложения или возвышенного, или скабрёзного, чего автор, привыкший ходить посерёдке, не умеет.
Глава 28
Несмотря на старания Лены, ни Росконцерт, ни Союзконцерт, ни другие серьёзные государственные организации не взяли Субтеева под свою опеку. Росконцерт сказал, что, извините, налицо явное недоразумение, настоящий Владислав Субтеев успешно гастролирует по стране и имеет, как всегда, стабильный творческий и финансовый успех, поэтому не надо подсовывать двойника, пусть похожего внешностью и голосом, но мало ли похожих людей, не пудрите мозги! Союзконцерт сказал, что, конечно, верит такой очаровательной девушке и по стране, возможно, гастролирует не настоящий Субтеев, а поддельный, но как объяснить, что настоящий Субтеев, судя по представленным фонограммам, ударился в явную самодеятельность, меж тем якобы поддельный поёт уже новые песни, сочинённые в истинно субтеевском ключе? Прочие государственные организации сначала хватались за имя Субтеева с радостью, выделяли музыкантов для подыгрывания и девушек для подтанцовки, но музыканты и девушки после первой же репетиции отказывались работать, говоря, что на концерте их разнесут в клочья вместе с Субтеевым, потому что это дремучая дребедень и больше ничего.
Лена решила пойти другим путём.
Существуют признания официальное и неофициальное, и второе у нас искони почетнее первого, тем более что, слава Богу, оно уже теперь не чревато ссылкой и лагерем. Лена решила добиться для Неделина неофициального признания. Был устроен его авторский вечер к одном из заводских клубов. Неизвестно каким образом об этом вечере прослышала вся Москва, к назначенному времени возле клуба толпились не массовые, но многочисленные зрители, спрашивали лишние билетики. Среди них выделялся пышной шевелюрой музыкальный критик Семён Арнольдович Берендей, человек строгого вкуса 18 лет, сотрудник самиздатовгкого журнала "Стрёма" (не путать со "стрёмой" из воровского жаргона, означающую стояние на шухере).
Неделин вышел на эстраду в ватнике, в пижамных штанах, с серьёзным самоуглублённым лицом, заросшим пятидневной щетиной, которую Лена велела ему отпустить, чтобы отличаться от прежнего гладкого красавчика Субтеева, она жалела, что нельзя его загримировать так, чтобы глаза были поменьше, нос побольше и покривее, рот тонок, некрасив, ироничен, она даже всерьёз уговаривала Неделина сделать пластическую операцию, но не мог же он так вольно распоряжаться чужой внешностью!
Кстати, к этому времени он по настоянию Лены взял себе псевдоним.
Бушуев! - предложила она, подразумевая мощь и энергию.
Нет, - сказал Неделин.- Лучше -Неделин.
Как?
Неделин.
А что? Неделимость, цельность! Замечательно!
И Неделин стал Неделиным.
***
Он вышел, не зная, что будет петь. На сцене идея сама собой явится.
Он вышел, постоял, значительно оглядывая зал, провёл по струнам и, переливаясь голосом, запел:
Четырнадцатое место в третьем ряду, четырнадцатое кресло, старое кресло с потёртой дерматиновой обивкой, а остальное - дерево, дерево, дерево, дерево...
Дерево, дерево, дерево, дерево...- вторили юные слушательницы, тихо сходя с ума от блаженства и транса.
Критик Семён же Берендей думал о статье в журнале "Стрема", где концепция творчества Сергея Неделина будет охарактеризована как соединение в музыкальном плане чего-то схожего с додекафонией (но более медитативного) и - в плане текста - обериутивного мышления на современном этапе.
Лена впоследствии, как могла, отблагодарила Берендея, сама же послала в ряд центральных газет серию статей, где под разными псевдонимами громила творчество Неделина с таких ортодоксальных позиций, что после их опубликования популярность Неделина возросла необычайно, его наперебой стали приглашать различные рок-клубы, клубы самодеятельной песни и даже филармонии разных городов.
Началась бурная жизнь: поездки, выступления, интеллектуальные попойки, общение со многими неофициальными знаменитостями страны, от глубоких суждений которых его неизменно подташнивало; не то чтобы он не соответствовал их уровню, но уставал быть на этом уровне с утра до вечера. Лена считала, что всё происходящее - лишь этап первый и предстоит теперь открыть в себе какую-то новую грань творчества.