Я не Пань Цзиньлянь

Но в этом году Ли Сюэлянь больше не собиралась жаловаться. Это произошло вовсе не из-за отчаяния, не из-за испуга перед чиновниками и не из-за того, что все двадцать лет ей никто не верил и она пала духом. в мире был человек, который ей верил, но теперь его не стало, однако человеком его назвать все-таки нельзя, поскольку речь тут идет о корове. Двадцать один год назад эта корова была телочкой, которую родила прежняя корова Ли Сюэлянь. и когда двадцать один год тому назад Ли Сюэлянь обсуждала с Цинь Юйхэ дело о фиктивном разводе, их разговор состоялся в коровнике. в это время в стойле находились корова и телочка, которая как раз мостилась под выменем своей матери. Кроме этих двух коров, не было в мире других существ, которые бы стали свидетелями их разговора о разводе. Именно это оставило лазейку для Цинь Юйхэ: спустя полгода сошелся с другой женщиной и, выдав фиктивный развод с Ли Сюэлянь за настоящий, женился. Разговор без свидетелей стал причиной того, что все двадцать лет Ли Сюэлянь ничего не могла доказать. Десять лет назад Ли Сюэлянь, видя безрезультатность своих ежегодных попыток, едва не сошла с ума. при встрече она начинала нести такую околесицу, что все вокруг стали поговаривать о ее проблемах с рассудком. Ее дочери на тот момент исполнилось десять лет, она тоже думала, что Ли Сюэлянь сошла с ума, а потому опасалась спать с ней под одной крышей и на ночь уходила к соседям. Да и сама Ли Сюэлянь чувствовала, что с ней творится неладное: днем она при общении с другими изображала беззаботность, а по вечерам приходила в коровник и начинала обучать свою корову разговаривать. Она надеялась, что однажды корова заговорит и тогда поможет ей оправдаться. Но как корова могла заговорить? Наступил день, когда старая корова умерла, оставив после себя телочку, которой на тот момент исполнилось одиннадцать лет, то есть на год больше, чем дочери Ли Сюэлянь. Десять лет для коровы — это уже зрелый возраст, и, поняв, что ее мать умерла, молодая корова пустила слезу. Ли Сюэлянь подошла к ней и ткнула ногой:

— Как твоя мать умерла, так ты плачешь, а то, что я со своим горем уже десять лет мыкаюсь, так никому до этого и дела нет. Ну, каково?

Корова в ответ на это подняла свою морду и посмотрела прямо на Ли Сюэлянь, а та продолжала:

— Пусть ты говорить не можешь, но ведь можешь хотя бы кивать или мотать головой? Одиннадцать лет назад, когда мы обсуждали развод, ты тоже была здесь. а ну скажи, взаправду мы тогда решили развестись или нет?

И тут, вопреки ожиданиям, корова мотнула головой. Ли Сюэлянь ринулась к ней, притянула к себе и заголосила:

— Деточка ты моя, ну наконец-то нашелся хоть кто-то в этом мире, кто может мне поверить.

На плач Ли Сюэлянь прибежали соседи, которые подумали, что у Ли Сюэлянь очередной припадок на нервной почве. Разобравшись в ситуации, они решили, что она просто убивается по умершей корове. Дождавшись, когда народ разойдется, Ли Сюэлянь снова обратилась к молодой корове:

— А ну-ка, дай мне знать, стоит мне подавать эти жалобы или нет?

Корова утвердительно кивнула. Это подвигло Ли Сюэлянь на новые подвиги в ее судебном разбирательстве. Она едва уже не сошла с ума, а тут вдруг словно прозрела. Прошло еще десять лет, и этой корове тоже исполнился двадцать один год, был недалек тот час, когда и она должна была умереть. Перед самой своей смертью она пристально посмотрела на Ли Сюэлянь. Та обеспокоенно похлопала ее по спине:

— Деточка моя, только не помирай. Ведь если ты умрешь, в этом мире не останется никого, кто сможет мне поверить.

Корова пустила слезу, а Ли Сюэлянь поспешила ее спросить:

— Прежде, чем ты умрешь, скажи мне, стоит мне и дальше жаловаться?

Корова замотала головой, потом несколько раз вздохнула и закрыла глаза. Ли Сюэлянь припала к ней и горько зарыдала:

— Вот скотиняка, даже ты не веришь, что я смогу выиграть это дело! Вот и не осталось никого, кто бы мне поверил. к чему теперь вообще жаловаться!