Я не Пань Цзиньлянь

— Ты ведь в прошлый раз сказала, что послушаешься совета коровы и жаловаться не поедешь? Ну а если это не так, то послушай хотя бы моего совета.

В ответ Ли Сюэлянь подробно изложила свою историю о том, как она встречалась с мэром города в харчевне, как они повздорили и как разошлись недовольные друг другом.

— Они уже совсем заврались, — заметила Ли Сюэлянь.

За разговором она снова начала распаляться:

— Ведь я сначала не хотела подавать жалобу, но они не поверили, решили, что вру. Когда же я сказала, что послушалась совета коровы, так они и вовсе приняли это за оскорбление. Ты ведь смог меня понять, когда я рассказывала тебе про корову, почему же они не могут? Почему они извращают все мои слова? Будь я, по их мнению, порядочной, разве приставляли бы они полицейских? Своим постоянным давлением они снова загоняют меня в угол, вынуждая сопротивляться. Сначала я решила отказаться от жалобы в пользу себя любимой, но теперь я буду выглядеть как полная размазня. Если я не поеду жаловаться, они, того и гляди, решат, что прижучили меня. Сначала я судилась против Цинь Юйхэ, а сейчас — против всех этих продажных чиновников. Раз они считают меня негодяйкой, я им спуску не дам. и почему они соображают хуже коровы?

Выслушав Ли Сюэлянь, Чжао Большеголовый согласился, что мэр и его подчиненные ничего не смыслят в таких делах. Ведь она и правда не планировала жаловаться, а они взяли и все испортили. Причем им самим от этого ни жарко ни холодно, а вот Чжао Большеголовому они помешали устроить праздник. Почесывая затылок, он спросил:

— А может, не стоит опускаться до их уровня? Может, сделаем, как договаривались: ты забудешь про жалобу, и мы заживем спокойно?

— Нет. Тут все так далеко зашло, что я не могу взять и проглотить эту обиду. с таким камнем на сердце я и после женитьбы не буду счастливой.

Понимая, что переубедить ее невозможно, Чжао невольно опечалился:

— Не думал, что все это приведет к таким неприятностям.

Тут Ли Сюэлянь сказала:

— Большеголовый, я хочу кое о чем попросить тебя.

— О чем? — удивился тот.

Ли Сюэлянь, указывая за ворота, продолжила:

— За мной тут со всех сторон наблюдают. Чтобы подать жалобу, мне нужно сначала сбежать. Одной мне с ними не справиться, сможешь помочь?

Это было сюрпризом для Чжао, он переспросил:

— Ты просишь меня с ними подраться?

— Драться или не драться, это уж как выйдет, главное — устроить побег.

Чжао снова забеспокоился:

— Один-то я с четырьмя не справлюсь. к тому же за противодействие властям последует серьезное наказание.

Ли Сюэлянь, не сдержавшись, выпалила:

— Я уже двадцать лет им противодействую, а ты одного раза испугался, а еще собрался на мне жениться. Если сходятся те, у кого нет единства в мыслях, то ничего хорошего из этого не выйдет!

Чжао совсем растерялся:

— Что ты сразу горячку порешь? Я ведь должен все обдумать? Или мне это не позволено?

Ли Сюэлянь его поведение насмешило:

— Ну, Большеголовый, вот и пришло твое испытание на практике. Мясник Лао Ху двадцать лет назад мое испытание не прошел. Так что с него брать пример не стоит.

— Я ведь не Лао Ху. Просто не могу так с ходу придумать подходящий способ.

— Вернешься домой, хорошенько подумай. до съезда осталась всего неделя, так что через три дня приезжай ко мне помогать с побегом.

Однако прошло три дня, а Чжао Большеголовый не приехал. Ли Сюэлянь понимала, что данное испытание должно было выявить истинные намерения Чжао. и на поверку он оказался таким же, как и мясник Лао Ху двадцать лет назад. Его интересовала исключительно женитьба, лезть в какие-то проблемы он не собирался, так что, едва он почуял неладное, тут же убрался с глаз долой. Но отсутствие Чжао Большеголового не могло остановить Ли Сюэлянь от побега. Бежать она собиралась ночью. Однако сегодня был пятнадцатый день луны, что предвещало полнолуние и, соответственно, светлую ночь. с раннего вечера и до глубокой ночи Лю Сюэлянь трижды высовывала голову через верхнюю ограду уличного туалета, чтобы посмотреть, чем заняты полицейские, но все четверо постоянно курили и прогуливались. Очевидно, шанса у нее сегодня не было. Попытайся она перелезть через стену, то в случае чего ей в ее возрасте под пятьдесят не убежать от этих двадцати-тридцатилетних молодчиков, к тому же она одна, а их сразу четверо. Она понимала, что, если ее уличат, это тут же спровоцирует повышение бдительности, и тогда на следующий день вокруг ее дома появится семь-восемь полицейских, что значительно усложнит ее следующую попытку. за прошедшие двадцать лет Ли Сюэлянь уже несколько раз попадала в такой переплет. Всякий раз, когда полицейским удавалось схватить ее во время побега, они присылали подкрепление, что значительно уменьшало шансы Ли Сюэлянь попытаться сбежать снова. Вплоть до самого рассвета Ли Сюэлянь так и не решилась бежать, а потом взошло солнце, и при свете дня сделать это стало и вовсе немыслимо.