Читаем «Я не попутчик…». Томас Манн и Советский Союз полностью

Включение «Лотты в Веймаре» в русское издание «Интернациональной литературы» я всецело приветствую. Но обстоятельства таковы, что из-за обширного путешествия за океан и литературной подготовки к нему мне придется на более или менее длительное время прервать работу над романом, который готов примерно наполовину. <…> На данный момент было бы мало смысла в том, чтобы посылать Вам его начало. Но со временем я отправлю Вам машинописный вариант или 75 гранки немецкого оригинала.

Таким образом, в Москву снова отправился вежливо-обтекаемый отказ на фоне сообщения об очередной, уже четвертой по счету поездке в Америку. Но с другой стороны, именно контакты Томаса Манна в высших сферах американского общества делали его все более интересным для советских кураторов. Некоторым утешением для адресатов могло быть и то, что писатель послал им неоконченный роман «Признания авантюриста Феликса Круля», вышедший в издательстве «Керидо».

Лекционное турне Томаса Манна, начавшееся в феврале 1938 года, проходило в пятнадцати городах Соединенных Штатов – от восточного побережья через Средний запад до Калифорнии. Оно имело важные последствия для дальнейшего периода его жизни. Писатель завязал очередные знакомства во влиятельных кругах и решил вскоре окончательно переехать в США. Начало путешествия прошло под знаком политического кризиза, итогом которого стало присоединение Австрии к Германской империи в марте 1938 года. С 1933 года Томас Манн с особой горечью регистрировал провалы в политике западных демократий. «Трусливая и холодная болтовня Идена в нижней палате, – записал он 17 февраля 1938 года на борту океанского лайнера. – Ужасно. Последствия для Праги?»[126][127]

21 февраля газета «Нью Норк пост» сообщала: «Отчасти из-за качки на море, отчасти из-за вчерашней речи Гитлера д-р Томас Манн, немецкий писатель в изгнании, не совсем твердо стоял на ногах, прибыв сегодня на лайнере “Королева Мэри”, чтобы выступить с докладом “О грядущей победе демократии”. <…> Когда один из интервьюеров намекнул на то, что “фашизм производится на свет коммунизмом”, д-р Манн ответил: “Это ложь”, однако не стал далее развивать эту тему»[128].

Намек журналиста и ответ Томаса Манна составляют, в сущности, политическое содержание его поездки с лекциями. В то время как СССР старался укрепить свой имидж антифашистской державы, в США был распространен обратный взгляд на вещи. Широкие слои общества были настроены видеть в фашизме и национал-социализме надежную защиту от коммунистической опасности. Это имиджевое преимущество национал-социалистов в глазах «буржуазного мира» Томас Манн намеревался развенчать. Еще во времена своего вынужденного молчания, 15 ноября 1935 года, он писал брату Генриху о том, как важно и полезно внушать «буржуазному миру», что фашизм является лишь «западной формой большевизма» и что ждать от него нечего. Теперь он подготовил на эту тему обширный доклад для американской публики, в котором Советский Союз и его идеология занимали существенное место.

В докладе «О грядущей победе демократии» говорилось, что национал-социализм «в решающем отношении, а именно в экономическом, <…> является не чем иным, как большевизмом. Это враждующие братья, – продолжал Томас Манн, – из которых младший практически всему научился у старшего, русского, – но только не моральному аспекту; ибо его [младшего брата] социализм морально ненастоящий, ложный и циничный, но в экономическом действии он сводится к тому же, что и большевизм»[129].

Сведущую в политике аудиторию такие аргументы определенно не могли убедить. При всем сходстве экономических систем, именно в этом пункте между СССР и Третьим рейхом имелось важное различие: в нацистском государстве не был принципиально отменен институт частной собственности. Еще менее убедительным представляется рассуждение о морали. Можно было бы предположить, что миротворческая риторика Советов так впечатлила Томаса Манна, что в докладе он искренне назвал СССР миролюбивой державой. По его мнению, эта деятельность СССР означала усиление демократии и, таким образом, давала ему моральное преимущество. Но что он имел в виду, говоря о моральном аспекте, которому национал-социализм не научился у своего советского «брата», писатель так и не пояснил. Тему массового террора в СССР – области, в которой «братья» нисколько друг другу не уступали, – Томас Манн деликатно обошел молчанием.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное