Читаем «Я не попутчик…». Томас Манн и Советский Союз полностью

Случаю было угодно, чтобы Томас Манн в феврале и марте 1949 года перечитывал книгу Джозефа Конрада «Глазами Запада». Чтение пришлось очень кстати. Джозеф Конрад в 1911 году написал этот психологический роман о русских террористах, боровшихся с самодержавием. Рассказчик-англичанин (т. е. западный наблюдатель) не испытывает ни малейшей симпатии ни к самим террористам, ни к Российскому государству. Россия в целом для него мрачна, деспотична, непредсказуема и иррационально-темна. Томас Манн резюмировал: «Восхищение романом Конрада о трагизме России. Мрачность борьбы между автократией и революцией в далекой темной стране. Теперь из этого получилась революция как автократия, революционное полицейское государство»[278].

Четверть века назад популярная теория «азиатизма» помогла Томасу Манну сгладить разрыв между «устремленной в будущее» идеей и жестокостью ее воплощения большевиками. На момент, когда он перечитывал «Глазами Запада», такая постановка вопроса уже давно утратила для него актуальность. Теорию «азиатизма» он сдал в архив много лет назад. Но проблема коммунистической реальности, которая явно не преобразовавалась в демократическую так скоро, как ему хотелось бы, по-прежнему его беспокоила. Роман Джозефа Конрада был построен на штампах, сравнимых с теорией «азиатизма». Он снабдил Томаса Манна удобной заготовкой для ответа на неудобные вопросы. С этого момента писатель включил представленный Джозефом Конрадом образ России в свой полемический арсенал.

В январе и феврале 1949 года Томас Манн работал над лекцией о Гете по просьбе Оксфордского университета, в которой не обошел актуальные темы, в особенности мейнстрим американской политики. С помощью компиляции цитат он рассчитывал показать, что «сегодня» взгляд Гете, возможно, был бы направлен скорее на Советский Союз, а не на Соединенные Штаты. Конечно, полагал Томас Манн, великий Гете не одобрил бы деспотизм, но нельзя забывать, например, о Наполеоне, перед лицом которого гетева неприязнь все же смягчилась… Эта символическая картина была в одночасье сметена жестокой реальностью: 5 марта Томас Манн получил известие о судебном процессе против венгерского кардинала Иожефа Миндсенти, слишком напоминавшем московские показательные суды. После этого писатель вычеркнул из своей лекции пассаж о Гете, благожелательно смотрящем в сторону Советского Союза[279].

В последующий период советская сторона особенно внимательно наблюдала за деятельностью Томаса Манна. По информации в его личном деле от 6 мая 1949 года со ссылкой на «Нью-Йорк тайме», он назвал соглашение о Берлине «свидетельством стремления СССР к миру»[280]. Вероятно, имеется в виду четырехстороннее соглашение о снятии блокады от 4 мая 1949 года.

10 мая Томас Манн вылетел из Нью-Йорка в Лондон. Уже через три дня его кураторы в Москве зарегистрировали, что он получил степень почетного доктора Оксфордского университета[281]. После блестящего приема в Англии, Швеции и Дании и заслуженного отпуска в Швейцарии последним – и самым тяжелым – пунктом программы была Германия. Решение поехать в Веймар было принято отнюдь не так независимо, как впоследствии об этом рассказывала жена писателя[282]. Еще в Стокгольме и Лунде в конце мая он не был уверен, что поедет во Франкфурт, где далеко не все были рады его видеть[283]. Вопрос с Веймаром был еще сложнее. Томаса Манна не столько смущали контакты с коммунистическими властями, сколько возможная жесткая реакция на них в Соединенных Штатах. «Испортить все в Америке» ему не хотелось[284].

18 мая, когда Томас Манн еще пребывал в нерешительности, корреспондент газеты «Мюнхенер меркур» попросил писателя пояснить его неожиданную для многих позицию по заключению Северо-Атлантического пакта. В апреле 1949 года он подписал открытое письмо в Конгресс США с призывом отклонить этот пакт. Томас Манн дипломатично ответил, что подписал «послание американскому Конгрессу только потому, что оно было против ратификации пакта, против того, чтобы любой ценой протащить его». Он не сторонник пакта из-за того, что тот одновременно является военным инструментом и опирается на случай войны. Для него, писателя, важнее мир[285]. Эта акция, равно как и интервью, не могли пройти незамеченными. Сообщение в советском личном деле Томаса Манна, датированное 8 июля, гласит, что он «подписал письмо, адресованное всем сенаторам, в котором требуется отклонить Северо-Атлантический пакт». Приписка к сообщению указывает на то, что оно относится к общему досье «Конгресс США»[286].

21 июня – решение ехать в Германию все еще не было принято – Томас Манн заявил коррепонденту мюнхенской «Нойе цайтунг»:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное