Этот отчет содержит по крайней мере две фактические ошибки: поездка Томаса Манна была первой не за десять, а за восемь лет; во Франции он в этот раз не был, но зато посетил Нидерланды. Заметна также ошибочная оценка его взглядов на будущее Германии. Сразу же по прибытии в Европу он заявил, что выступает против новой централизованной империи[260]. Остается непонятным, был ли советский референт недостаточно информирован или же по какой-то причине выдавал желаемое за действительное.
Из этих ошибок не стоит, впрочем, делать какие-либо далеко идущие выводы о работе советских инстанций с Томасом Манном. Ложные данные попадаются и в материалах американских ведомств, имевших наиболее полные возможности наблюдать за ним. Так, например, в досье Иммиграционной службы США (INS) дается абсолютно необоснованная информация, будто Томас Манн в 1952 году заявил, что собирается навсегда переехать в ГДР[261]. Легкий антиамериканский призвук в советском отчете типичен для времен холодной войны. Цитата из восточноберлинской газеты «Теглихе рунд-шау» лишний раз свидетельствует о том, как серьезно советские кураторы относились к Томасу Манну.
Два других сообщения, также помеченных январем 1948 года, передают соответственно содержание двух статей о писателе. Это работы восточногерманских марксистских авторов Альфреда Канторовича «Томас Манн в зеркале своих политических эссе» и Александера Абуша «Встреча. Внутренняя и внешняя эмиграция в немецкой литературе». В русле стратегии, предложенной, в частности, в 1939 году Ульбрихтом, оба они превозносят Томаса Манна как великого моралиста и гуманиста и защищают его от любых нападок[262].
С началом холодной войны Томас Манн решил не выступать против мейнстрима. В дневнике записано, что, несмотря на гражданство США, он чувствует себя там гостем и чужим[263]. Примерно до середины 1948 года он действительно высказывался о политике администрации Трумэна с осторожностью. Но в проекте речи по случаю избирательной кампании Генри Уоллеса неприязнь Томаса Манна к мейнстриму проявляется неожиданно резко. «Мы огорчены, даже оскорблены, – писал он, – потому что Америка, куда ни посмотри, считается последним мощным бастионом реакции и угнетения, решительной опорой всего того, что народы ненавидят и презирают, державой, которая с неуклюжим макиавеллизмом выступает за интересы всего того, что гнило и реакционно»[264].
Черновик этой речи Томас Манн написал в мае 1948 года для предвыборного мероприятия в пользу леволиберального кандидата в президенты Уоллеса, которого, помимо прочих, поддерживала компартия США. Этот политик был известен и в СССР. Так, Джон Стейнбек цитирует в книге «Русский дневник» (1948) слова советского служащего: «Единственный в Америке голос, который громко поднимается против войны, это голос Генри Уоллеса»[265].
Тон речи Томаса Манна необычно резок, но особенно бросается в глаза сходство некоторых фраз из нее – например, процитированного отрывка – с политжаргоном советской прессы тех лет. Предвыборный митинг состоялся 15 мая. Супруги Манн пожертвовали на кампанию Уоллеса сто долларов, но от выступления с речью писатель, судя по всему, все же воздержался[266].
Примерно через три недели он написал еще одну речь об актуальных событиях, в которой снова высказал свое недовольство мейнстримом. Он выступил с ней 6 июня 1948 года перед так называемой «Голливудской группой защиты мира»
Советы не регистрировали в деталях каждое выступление Томаса Манна. Не делало этого и ФБР, наблюдавшее за ним в непосредственой близости. Отчеты американской службы безопасности носили в основном рутинный характер и не содержали каких-либо «сенсационных» сведений о писателе. Короткие сообщения в его советском личном деле почти не отличаются от них по стилю и характеру. В 1948 году к ним прибавилась только одна нейтральная заметка. Она датирована 24 октября и гласит: «Томас Манн намерен пропагандировать идею создания мирового правительства»[268]. Источник информации не указан.