Я сожалею, что в данных обстоятельствах и моих средств недостаточно для дальнейшего рассмотрения этого дела[347].
На практике это означало, что книготорговец был арестован сталинской службой безопасности. В письме к Томасу Манну Бехер предпочел не упоминать, что Лангевише содержали в следственной тюрьме советской контрразведки СМЕРШ в Потсдаме. Судьба была к нему еще относительно милостива. Его не приговорили к смерти, как многих других мнимых шпионов и саботажников, а «всего лишь» отправили отбывать лагерный срок в Сибири. Уже в 1955 году он вернулся домой.
Заступничество Томаса Манна за Лангевише следует рассмотреть в более широком контексте. Книготорговец из Эберсвальде был не единственный политзаключенный, за которого он вступился после эпизода с фон Роршайдтом в 1946 году. С 10 по 15 июня 1951 года он работал над письмом Вальтеру Ульбрихту, назначенному в 1949 году заместителем председателя Совета министров ГДР. Письмо было петицией в пользу нескольких тысяч заключенных, которым было предъявлено стандартное обвинение в сотрудничестве с нацистским режимом. Суд в ускоренной процедуре приговорил их к длительным срокам заключения. Их содержали в концлагерях в советской зоне оккупации, и так как суд заседал в тюрьме саксонского города Вальдгейм, их дело вошло в историю под названием «Вальдгеймские процессы»
Наверное, Вы не знаете, – писал Томас Манн Ульбрихту, – какой ужас и какое возмущение, часто лицемерные, но часто и глубоко искренние, те процессы с их смертными приговорами – ибо это сплошные смертные приговоры – вызвали в этой части света, как они выгодны злой воле и какой ущерб они наносят доброй. Акт милости, щедрый и суммарный, какими в большой степени были эти Вальдгеймские массовые осуждения, это был бы жест благословенный, служащий надежде на разрядку и примирение, действие во имя мира[348].
Как и вся информация, исходившая от Томаса Манна или касавшаяся его, это письмо было рассмотрено в Восточном Берлине со всей серьезностью. Ульбрихт незамедлительно запросил у заместителя министра государственной безопасности Эриха Мильке точные данные по каждому случаю, названному Томасом Манном. В тот же день он проинформировал о письме от Томаса Манна первого заместителя председателя Советской контрольной комиссии (СКК) Ивана Семичастнова[349]. СКК была основана в 1949 году на месте упраздненной Советской военной администрации. Несмотря на оперативность Ульбрихта, ходатайство писателя осталось безрезультатным. Данные о помиловании заключенных и о каком-либо официальном ответе писателю отсутствуют[350]. О письме Томаса Манна Ульбрихту стало широко известно лишь в 1963 году.
Технике политических процессов юстиция ГДР училась у советской юстиции. Но приговоры по Вальдгеймским делам не были ни продиктованы, ни даже инициированы советской стороной[351]. Сценарий судебного фарса был сугубо восточногерманским продуктом и происходил из творческой лаборатории Социалистической единой партии Германии (СЕПГ)[352]. Интересно, что через несколько месяцев после вынесения приговоров отдел права СКК в Берлине-Карлсхор-сте «неожиданно проявил сильный интерес к этому делу, затребовал его материалы, читал приговоры и протоколы и беседовал с судьями и прокурорами, причастными к Вальдгеймским процессам». Затем – безусловно, по указанию из Москвы – СКК выдала правовое резюме. Оно была сформулировано настолько негативно по отношению к юстиции ГДР, что двум крупным восточногерманским чиновникам пришлось расстаться со своими должностями[353]. Нельзя исключать, что письмо Томаса Манна как-то повлияло на такой поворот событий. Но доказательств этого на данный момент нет.
8 июня 1951 года, за несколько дней до написания письма Ульбрихту, Томас Манн узнал о публикации в мюнхенской «Нойе цайтунг». Ее автор ставил в упрек Томасу Манну патетический тон его поздравления Бехеру, которому 22 мая исполнилось шестьдесят лет.