Читаем «Я не попутчик…». Томас Манн и Советский Союз полностью

Я сожалею, что в данных обстоятельствах и моих средств недостаточно для дальнейшего рассмотрения этого дела[347].

На практике это означало, что книготорговец был арестован сталинской службой безопасности. В письме к Томасу Манну Бехер предпочел не упоминать, что Лангевише содержали в следственной тюрьме советской контрразведки СМЕРШ в Потсдаме. Судьба была к нему еще относительно милостива. Его не приговорили к смерти, как многих других мнимых шпионов и саботажников, а «всего лишь» отправили отбывать лагерный срок в Сибири. Уже в 1955 году он вернулся домой.

Заступничество Томаса Манна за Лангевише следует рассмотреть в более широком контексте. Книготорговец из Эберсвальде был не единственный политзаключенный, за которого он вступился после эпизода с фон Роршайдтом в 1946 году. С 10 по 15 июня 1951 года он работал над письмом Вальтеру Ульбрихту, назначенному в 1949 году заместителем председателя Совета министров ГДР. Письмо было петицией в пользу нескольких тысяч заключенных, которым было предъявлено стандартное обвинение в сотрудничестве с нацистским режимом. Суд в ускоренной процедуре приговорил их к длительным срокам заключения. Их содержали в концлагерях в советской зоне оккупации, и так как суд заседал в тюрьме саксонского города Вальдгейм, их дело вошло в историю под названием «Вальдгеймские процессы» (WaldheimerProzesse).

Наверное, Вы не знаете, – писал Томас Манн Ульбрихту, – какой ужас и какое возмущение, часто лицемерные, но часто и глубоко искренние, те процессы с их смертными приговорами – ибо это сплошные смертные приговоры – вызвали в этой части света, как они выгодны злой воле и какой ущерб они наносят доброй. Акт милости, щедрый и суммарный, какими в большой степени были эти Вальдгеймские массовые осуждения, это был бы жест благословенный, служащий надежде на разрядку и примирение, действие во имя мира[348].

Как и вся информация, исходившая от Томаса Манна или касавшаяся его, это письмо было рассмотрено в Восточном Берлине со всей серьезностью. Ульбрихт незамедлительно запросил у заместителя министра государственной безопасности Эриха Мильке точные данные по каждому случаю, названному Томасом Манном. В тот же день он проинформировал о письме от Томаса Манна первого заместителя председателя Советской контрольной комиссии (СКК) Ивана Семичастнова[349]. СКК была основана в 1949 году на месте упраздненной Советской военной администрации. Несмотря на оперативность Ульбрихта, ходатайство писателя осталось безрезультатным. Данные о помиловании заключенных и о каком-либо официальном ответе писателю отсутствуют[350]. О письме Томаса Манна Ульбрихту стало широко известно лишь в 1963 году.

Технике политических процессов юстиция ГДР училась у советской юстиции. Но приговоры по Вальдгеймским делам не были ни продиктованы, ни даже инициированы советской стороной[351]. Сценарий судебного фарса был сугубо восточногерманским продуктом и происходил из творческой лаборатории Социалистической единой партии Германии (СЕПГ)[352]. Интересно, что через несколько месяцев после вынесения приговоров отдел права СКК в Берлине-Карлсхор-сте «неожиданно проявил сильный интерес к этому делу, затребовал его материалы, читал приговоры и протоколы и беседовал с судьями и прокурорами, причастными к Вальдгеймским процессам». Затем – безусловно, по указанию из Москвы – СКК выдала правовое резюме. Оно была сформулировано настолько негативно по отношению к юстиции ГДР, что двум крупным восточногерманским чиновникам пришлось расстаться со своими должностями[353]. Нельзя исключать, что письмо Томаса Манна как-то повлияло на такой поворот событий. Но доказательств этого на данный момент нет.

8 июня 1951 года, за несколько дней до написания письма Ульбрихту, Томас Манн узнал о публикации в мюнхенской «Нойе цайтунг». Ее автор ставил в упрек Томасу Манну патетический тон его поздравления Бехеру, которому 22 мая исполнилось шестьдесят лет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное