Я не провидица

«Не удивлюсь», — понимаю я. У засранца даже ямочки на щеках имеются. И выглядит он опять как миллионер с обложки — по дороге сюда на него каждая первая глазела, даже дамочка, обвешанная детьми как елка игрушками, чуть шею не свернула. Я сама лет в восемнадцать побежала бы за таким, роняя тапки, помани только пальцем. Тогда я как раз мечтала о миллионере с белоснежной яхтой и загородным домом, где без конца проводят вечеринки. Но годы лечат любое безумие, и сейчас я мечтаю скорее о егере-мизантропе с избушкой в лесу, ружьем и большой лохматой собакой.

Вот только эти ямочки… у егерей они бывают?

— Я не фанатка, — бормочу и набиваю рот картошкой, пока не ляпнула какую-нибудь глупость.

— Да, ты провидица, — очень серьезно кивает Велесов. — Потомственная.

«Дурак», — думаю я, потому что с полным ртом говорить неприлично, и надеюсь, что он прочтет мои мысли по лицу. Читает и только шире улыбается. Какой-то он сегодня донельзя довольный, даже запах фритюра, уже пропитавшийся нас с ног до головы, его не тревожит. Я наконец сглатываю и, пока Велесов не сочинил про меня еще что-нибудь веселое, меняю тему:

— Мне другое интересно. Почему сразу после покушения ты разгуливаешь по городу с подозрительной девицей и единственным охранником, да и тому велишь держаться в стороне? — Я указываю на Глеба.

Тот не то тоскует, не то нервничает и на шефа глядит с потаенной надеждой. Я знаю, что ему стыдно за вчерашнее. Никита пошел проверять машину, Велесов прикрыл меня, а Глеб… наверное, растерялся или просто оказался не таким быстрым и в итоге не выполнил свою непосредственную обязанность. Лично я его не виню, да и никто другой, думаю, тоже, только он сам.

Велесов вновь демонстрирует свои ямочки. На публику играет? Раньше он улыбчивостью не отличался, даже на фото в сети всегда серьезен. Очень хочется принять это на свой счет, но я не обольщаюсь. Разве что меня записали в королевские шуты.

— Скажем так, я точно знаю, что мне ничего не грозит, — говорит он.

— По-твоему, взрыв был забавным розыгрышем? — хмурюсь я.

— По-моему, кто-то хотел привлечь мое внимание. И привлек.

И смотрит так выразительно, будто всерьез верит, что я самолично эту бомбу прикручивала. А может, и верит. Сменила, называется, тему.

Больше я инициативы не проявляю, а Велесова молчание вполне устраивает. Рот он открывает, только когда мы разделываемся с крайне неполезным завтраком и встаем.

— Расскажи о себе.

Просительных интонаций в его голосе нет и в помине, только приказные. Привык своими холопами распоряжаться. Но я отвечаю не сразу не потому, что оскорбилась, просто рассказывать особо нечего. Родилась, выросла, живу. И если б не подарочек сестры-экстрасенса была бы самой серой среди серой массы.

Что вообще принято рассказывать в таких случаях?

— В двенадцать лет я выбила соседу зуб скакалкой, — наконец выбираю я. — А еще ненавижу песто и абрикосы.

— За что?

— Невкусно.

— Нет, зуб за что выбила?

— Случайно.

— А какие есть неслучайные подвиги?

Мы так и шатаемся по торговым рядам, даже не глядя на манящие витрины: я вещаю о своей юности, Велесов, сунув руки в карманы, слушает и загадочно улыбается, а Глеб верной тенью следует за нами по пятам.

Отчего-то прошлое вспоминается еле-еле, приходится буквально вытягивать самые яркие события из трясины забытья, хотя мне всегда казалось, что я помню все очень отчетливо, с самого раннего детства. Как чуть не утонула в реке, но… где именно это случилось? Как трижды сбегалась из дома, и Лиса искала меня неделями, но где я пропадала эти дни? В итоге я вываливаю на Велесова только безобидные и четкие воспоминания. Про найденный в парке клад в виде трех пуговиц в металлической коробочке, про десять кошек, которых я притащила домой за два часа, а потом мы с Лисой два месяца их пристраивали в добрые руки; про то, как я плюнула на макушку небезызвестному политику, усадившему меня на плечо, чтобы сфотографироваться с милой девочкой в синем платьице.

Удивительно, но мне приятно об этом рассказывать. Приятно, что меня слушают, что кому-то интересна моя жизнь. Знаю, виной всему одиночество, но прежде оно меня не шибко-то тяготило, и только теперь я понимаю, как полезно порой просто… поговорить. А потом у Велесова звонит телефон, и он отходит, оставив меня с Глебом.

У меня ведь тоже где-то есть телефон. Кажется, дома оставила. Интересно, Глеб его прихватил, когда там хозяйничал? Впечатлила ли Велесова моя бурная интимная переписка с оператором связи? Потому что только он мне и шлет страстные послания в последние годы. Я как раз хочу спросить охранника про телефон, когда слышу за спиной громкое и удивленное:

— Варя?!