Я не сдамся без боя!

Подобного чучела он не видывал уже давненько, а если хорошо подумать, то, пожалуй, и никогда. Такие персонажи живут, в основном, на экране — преимущественно в старых советских комедиях, где что ни образ, то либо плакат, либо карикатура. В данный момент Глеб наблюдал именно карикатуру — прямая челка до бровей, усы подковой, нелепой расцветки и старомодного покроя одежда, коротковатые брюки, из-под которых виднеются белые носки и — мать моя! — черные туфли… Такие роли лучше всего удавались Леониду Куравлеву — чего греха таить, не самому любимому актеру Глеба Сиверова, но в данном амплуа, отдать ему должное, буквально непревзойденному. Оттого-то, наверное, и не самому любимому…

Первое впечатление, впрочем, оказалось обманчивым и развеялось, как дым, в считанные мгновения. Человек, выглядевший, как беглое огородное пугало, действовал со сноровкой профессионала, равного, а может быть, и превосходящего Глеба по квалификации и уровню подготовки. Примыкающее к станции пространство неожиданно пришло в движение, к человеку в нелепом костюме хрестоматийного провинциала со всех сторон побежали какие-то люди — дворники в светоотражающих жилетах, водители и пассажиры припаркованных автомобилей, побросавшие стаканчики с недопитым чаем и кофе военно-спортивные мужчины, якобы случайные прохожие… Их было чертовски много; они бежали, добегали и падали, опрокинутые то пинком, то коротким и точным ударом кулака, а то и не до конца понятной Глебу силой, которую Илларион Забродов и подобные ему уникумы скромно именуют «приемами бесконтактной борьбы».

В какой-то момент Глеб, даже не заметив этого, перестал быть наблюдателем. Неторопливо открыв дверцу, он спрыгнул на мокрый асфальт и выпрямился во весь рост, держа в опущенной руке кажущийся непропорционально длинным из-за надетого на ствол глушителя «стечкин».

Человек, более всего напоминавший карикатурного украинца из популярной некогда телевизионной юмористической программы «Маски-шоу», продолжал бежать — не к грузовику, а в какое-то другое место, но при этом с каждым шагом приближаясь к старому «Соболю» с белым цельнометаллическим кузовом. Те, кто пытался его остановить, разлетались в стороны, словно они были кеглями, а он — шаром стандартного размера, но не деревянным или костяным, а чугунным или даже свинцовым. На глаз измеряя отделяющее его от грузовика расстояние, Глеб снова мимоходом подумал, что он — настоящий профи.

Чего, впрочем, и следовало ожидать.

Думать и считать беглецу было некогда, но оружие в его руке появилось в тот самый момент, не раньше и не позже, когда расстояние между ним и грузовиком перестало сокращаться и буквально со следующего шага должно было начать увеличиваться. Глеб с трудом подавил желание трусливо зажмуриться, увидев в руке у оппонента извлеченный из-под полы огромный, тускло-серебристый, длинноствольный револьвер — не какой-нибудь там наган, кольт и даже не овеянный криминальными легендами магнум, а чудовищный по своей убойной мощи «Смит-и-Вессон» двадцать девятой модели, дульная энергия которого на целых тридцать процентов выше, чем у ближайших по классу конкурентов.

Улепетывающий со всех ног человек поднял свое карманное противотанковое орудие на уровень груди и трижды нажал на спусковой крючок. Над улицей прокатились три оглушительных громовых раската, три бледных при дневном свете вспышки сверкнули одна за другой. Непомерная сила отдачи трижды сломала бы неподготовленному человеку запястье и оторвала большой палец, но этого не произошло, поскольку, как бы ни звали стрелка и кем бы он на самом деле ни являлся, новичком он не был с точностью до шестого знака.

Он стрелял на бегу, почти не целясь, но мишень был достаточно велика, чтобы обеспечить стопроцентную точность попадания. Три пули сорок четвертого калибра с тупым жестяным лязгом хищно впились в тонкое железо кузова. После них остались три дыры, в которые можно было при желании свободно просунуть палец, но дальше этого дело не пошло: даже двадцать девятый «смитти» оказался не в силах пробить насквозь пятисантиметровый слой ржавых железяк и камней, которыми был начинен двойной борт фургона.

Взрыва, таким образом, не последовало и на этот раз, хотя стоящий рядом с грузовиком с ушедшим в пятки сердцем Глеб подозревал, что это просто счастливая случайность. Учитывая мощность использованного в качестве последнего средства револьвера, малейшее изменение дистанции или траектории полета пули могло привести к противоположному, крайне нежелательному результату.

Решив, что уже достаточно долго испытывал судьбу, Сиверов поднял пистолет и выстрелил.

Непрезентабельный с виду вороненый «стечкин» с непропорционально длинным глушителем деликатно хлопнул, плюнув легким дымком и выбросив на мокрый асфальт звонкую медную гильзу. Она была горячая после выстрела и коротко зашипела, упав в лужу. Человек в зеленоватом костюме и черных туфлях споткнулся на бегу, упал на одно колено, сразу же вскочил, сделал несколько нелепых прыжков на одной ноге, держась за другую обеими руками, и снова упал — на этот раз окончательно.