Прикосновение к очкам было условленным паролем. Кавказец едва заметно кивнул Глебу, вынул из кармана пачку «Мальборо» (все-таки есть, есть на свете незыблемые ценности!), прикурил от позолоченной бензиновой «зиппо» и, не оглядываясь, направился к лестнице, которая вела не налево, к автостанции и многочисленным Парковым улицам, а направо, в Измайловский парк как таковой. Глеб на всякий случай снял с предохранителя свой зонтик и последовал за ним.
Всю последнюю неделю Глеб проводил время, свободное от посиделок в шашлычной старого Абдуллы Закаева, за просмотром электронных копий досье на лиц, находящихся в федеральном розыске как террористы или некогда подозревавшихся в связях с террористами и отпущенных на все четыре стороны за недоказанностью состава преступления. От мелькания на экране мужских и женских физиономий до сих пор рябило в глазах, перегруженный информацией мозг казался разбухшим, как сумка возвращающейся с рынка домохозяйки, которой предстоит приготовить праздничный обед на двадцать персон. Но труды Глеба не прошли даром: в человеке, что подсел за его столик в шашлычной, он без труда опознал бывшего майора махачкалинской милиции Тагиева, уволенного из органов около года назад. Майор подозревался в тесных связях с «лесом», но, использовав свое юридическое образование и профессиональные навыки, ухитрился выйти сухим из воды. У Глеба сложилось впечатление, что его намеренно отпустили бегать на воле в расчете, что рано или поздно он выведет спецслужбы на более крупную дичь, но Тагиев всех надул: как только возбужденное против него уголовное дело закрыли, он исчез, как в воду канул. Целый год о нем не было ни слуху, ни духу, и вот он вынырнул в Москве — чистый, холеный, прекрасно одетый, раскланивающийся с посетителями кафе и дружески болтающий со старым Абдуллой, явно почитающим его как постоянного и весьма уважаемого клиента. Он сменил стрижку и отпустил усы, но Глеб узнал его с первого взгляда и сразу понял, что рыбка наконец-то проглотила приманку.
Теперь оставалось лишь выяснить, кто именно угодил на его крючок (а также, как справедливо заметил Федор Филиппович, кто в этой ситуации рыба, а кто рыбак). «Смотри, Глеб Петрович, — по-отечески напутствовал его генерал, — не хлопай ушами. А то вкатят тебе дозу какой-нибудь психотропной дряни, глазом моргнуть не успеешь, а твои портреты уже глядят со всех экранов: „Бежавший из-под стражи ваххабит Федор Стрельников взорвал себя в здании торгового центра…“»
Полушутливый тон, которым было произнесено это напутствие, увы, не менял его зловещей сути и нисколько не влиял на достаточно высокую вероятность именно такого развития событий. Держась на приличном удалении, Глеб шел за беспечно попыхивающим сигаретой кавказцем, сжимая рукоять замаскированного под свернутый складной зонтик пистолета. На нем была просторная светлая рубаха навыпуск. Глеб купил ее накануне в магазине на Новом Арбате, где опытная продавщица не преминула заметить, что это не его размер. Сиверов и без этого замечания знал, что размер не его; «На вырост», — отшутился он, не став объяснять, что чересчур длинный и широкий рукав прикроет то, чего не смогла скрыть ткань бутафорского зонтика.
Появившийся из боковой аллеи милицейский патруль остановил шедшего впереди кавказца. Глеб присел на очень кстати случившуюся поблизости скамейку, забросил ногу на ногу, положил руку с зонтиком на колено, направив ствол замаскированного пистолета более или менее в сторону своего провожатого, который мог оказаться чересчур нервным и, чего доброго, открыть огонь по патрульным, и с праздным видом закурил сигарету.
Нервы у кавказца оказались в полном порядке. Деликатно пряча за спиной дымящийся окурок, он вынул лежащий наготове в нагрудном кармане паспорт и предъявил его милиционерам. Старший наряда перелистал документ, придирчиво сличив фотографию с оригиналом; еще придирчивее он изучил справку о временной регистрации, зачем-то посмотрев ее на просвет и чуть ли не обнюхав. Похоже, регистрация у джигита, как и нервы, была в порядке; небрежно козырнув, старшина вернул ему документы, и каждый двинулся своей дорогой: патрульные в одну сторону, а кавказец — в другую.
Проходя мимо развалившегося на скамейке Глеба, старшина скользнул по нему равнодушным взглядом и отвернулся. Ориентировка на объявленного в федеральный розыск террориста Стрельникова, если не лежала у него в планшете, то, как минимум, была зачитана ему на разводе при заступлении на дежурство. Однако искусство парикмахера, машинка для стрижки волос, темные очки и приличная одежда сделали свое дело: ментам и в голову не пришло связать спокойно сидящего на парковой скамейке ухоженного гражданина с изображенным на фотографии в ориентировке растрепанным чучелом. Глебу вспомнился Тагиев, который тоже превратился в человека-невидимку, всего-навсего отрастив усы, но он не стал сетовать на несовершенство отечественной системы уголовного сыска: бессмысленно переживать из-за того, что ты не в силах изменить.