Я не сдамся без боя!

На «чурку» Фархад, разумеется, обиделся, но угроза незнакомца уйти, унеся с собой информацию о Залине, подействовала. Татарин допускал, что девчонка, выйдя из квартиры, побежала прямиком в милицию и все там рассказала, но… Во-первых, не далее как час назад он действительно беседовал со знакомым капитаном из местного райотдела (разговорчивый Фархад умел быстро обзаводиться полезными знакомствами), и тот клятвенно его заверил, что никакая Залина Джабраилова к ним в «обезьянник» не поступала. А во-вторых, если даже за спиной у незнакомца прячется целая рота спецназа, что с того? Что прикажете — занять оборону и держаться до последнего, как защитники Брестской крепости? Дверь в квартире хлипкая, да и не существует дверей, способных выдержать профессиональный штурм. А если штурм начнется, минимум, что светит Фархаду Назмутдинову, это четвертак, а максимум — пуля, и за смерть его никто не будет отвечать: шлепнули и шлепнули, туда ему, террористу, и дорога. Между тем, если не оказывать сопротивления и сдаться добровольно, пришить ему можно разве что укрывательство находящегося в розыске Макшарипа — ничего более тяжкого Фархад просто не успел совершить…

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове у Фархада, пока его рука тянулась к торчащему в замке ключу с висящими на нем миниатюрными четками. Замок был под стать двери — старый, серийный, примитивный, как булыжник, из тех, которые знающий человек может открыть ногтем мизинца. Старая, ослабшая пружина дважды негромко щелкнула; Фархад открыл дверь, готовый поднять руки к потолку, и незнакомец вошел в прихожую.

Переступив порог, он прикрыл за собой дверь, снял и спрятал в нагрудный карман рубашки очки, после чего приветливо сообщил:

— Короче, джигит, вы с корешем, по ходу, мне солидные бабки весите. Родственница ваша потерялась, нарвалась на неприятности, а я ее, типа, отмазал. Причем не просто так, а, как говорится, не щадя живота своего… Видал? — Он повернулся в профиль, демонстрируя приличных размеров и устрашающей расцветки синяк на левой скуле. — Пострадал, сука, в бою за девичью честь. Так что, как ни кинь, за труды мне причитается. Обсудим?

Из-за угла прихожей послышалось отчетливое цоканье задвижки автоматного предохранителя. Незнакомец покосился в ту сторону, полунасмешливо приподняв бровь, и демонстративно принюхался. Он был выше среднего роста, уже не очень молодой, с серебром в коротко, почти под ноль, остриженных волосах, но подтянутый и крепкий, а главное, самоуверенный, как десяток солнцевских братков в одном флаконе.

Фархад Назмутдинов, друзья детства которого мало чем (кроме возраста, конечно) отличались от этого типа, почувствовал себя в своей тарелке.

— Что ты гонишь? — выпятив грудь, спросил он. — Какие бабки, ты кому предъявляешь? Ты, вообще, вкурил, с кем базаришь, тютя столичная?

— Я милого узнаю по походке, — не совсем понятно ответил гость и вдруг вызверился, да так, что даже чалившийся три года на лагерной шконке Фархад Назмутдинов по кличке Татарин вздрогнул и попятился. — Ты на кого хвост задираешь, шланг обрезанный?! Ты перед кем пальцы гнешь, гастролер поволжский? Что ты сепетишь, когда расклад ясный: ты мне — зелень, я тебе — твою бабу в целости и сохранности… Какие предъявы, что, сука, непонятно?!

Макшарип пришел на выручку заигравшемуся в крутого братка напарнику, молча выйдя из-за угла с автоматом в опущенных руках.

— Ну, так бы сразу и сказали, — мигом успокоился гость. — Я-то чего? Я — ничего! Баба, говорю, ваша у меня — родственница, говорит, заблудилась, говорит, а тут эти… ну, скины, в общем… Так я, вроде, заступился, помог… пострадал опять же — морду, вишь, расквасили, по уху отоварили, да и кулаки все об них, сволочей, поотбивал… Развелось их — шагу некуда ступить, хуже мусульман, ей-богу! То есть я, конечно, прошу прощения, мы вашу веру тоже уважаем… Короче, если по понятиям, мне за труды причитается — а что, разве не так?

— Там видно будет, что тебе причитается, — сказал ободренный поддержкой с тыла Фархад. — Ты как нас нашел?

— Один знакомый мусор наколочку подсеял, — заявил бритоголовый. — Из здешнего отделения, капитан Дзакхиев, слыхали? Сказал, к нему приходил знакомый, искал сестру, Залину Джабраилову… Только, братва, я что-то сомневаюсь, что она ваша сестра. Может, я, в натуре, не по адресу? Стремно у вас тут как-то, и сами вы какие-то неласковые… Порулюка я, пожалуй, восвояси, пока к вам сюда и вправду ОМОН не нагрянул. Мне с вами по одной статье задаром под раздачу идти не резон, я — человек православный, мирный, да и дел у меня воз и маленькая тележка… Ну, чего, чего? — спросил он, глядя мимо Фархада.

Татарин оглянулся. Макшарип стоял на прежнем месте, но автомат в его руках смотрел уже не в пол, как раньше, а прямо на бритоголового. Фархад из предосторожности отступил в сторону, поближе к двери спальни, где до этого жила Залина, рассчитывая нырнуть туда, если окончательно свихнувшийся на почве злоупотребления курительными смесями дагестанец вдруг откроет огонь.

— Девушка где? — глядя на гостя через рамку прицела, спросил Макшарип.