Я не смогла, и ты не сможешь тоже (СИ)

Господи, если бы он знал, как она его ненавидела! Ненавидела его холеное лицо, его узкие губы, его сильные мужские руки. Все то, что раньше так нравилось, теперь вызывало отвращение. И только понимание того, что она почти, почти придумала, как выскользнуть из его тисков, помогало не вцепиться прямо сейчас ему в глотку.

— Не торопись, милый, — сказала она ласково, старательно контролируя каждое произносимое слово. — Все развивается медленно, но иначе здесь и не получится.

— Я хочу подробностей, — услышала она. — Эта сука очень агрессивно себя ведет. Хочу, чтобы все закончилось как можно скорее.

Ольга стиснула зубы.

— Чем она тебя так раздражает? — Спросила вдруг она, повернувшись к нему — так, что пальто соскользнуло с плеч. — Ответь.

Игорь качнул головой и, обойдя Ольгу, подобрал пальто. Накинул ей на плечи. Она стояла, сжавшись в комок от ненависти.

— Если ты не скажешь — я вряд ли смогу что-то здесь сделать, — сказала она спокойно. — Я спрашиваю не из пошлого любопытства. Мне нужно понять.

— Забудь об этом, — сквозь зубы сказал Игорь. — Я все равно не скажу.

Она поняла: да, правда не скажет. И записала себе в уголок памяти: интересный момент. Хорошо бы выяснить.

— Ладно, — сказала она вслух. — К делу.

Ольга Будина всегда умела успокаиваться. Вот и сейчас — стоит рядом с Игорем, улыбается, словно и не было этой волны ненависти и гнева, словно Игорь снова — просто заказчик, без прошлого, и — что важнее — без будущего.

— Она подсунула мне свою шавку, чтобы не контактировать со мной, или контактировать как можно меньше. — Ольга забрала у Игоря бокал и сделала глоток коньяка. — Это стратегическая ошибка с ее стороны, потому что барышня эта — из ее прошлой жизни, она довольно много о ней знает, и я довольно скоро буду все о ней знать.

— Ты с ней спишь? — Сверкнул глазами Игорь.

— Нет.

На самом деле все было, конечно, совсем по-другому. Но ему об этом знать не полагалось.

Ольга задумчиво посмотрела на прохожих под ногами. Она больше не думала о том, кто они и куда идут. Ей снова было все равно.

— Я нашла кое-что, — добавила она. — Ерунду, но мне бы хотелось, чтобы у нее больше не осталось сомнений. Поэтому ты должен устроить ей колоссальный разгон, завтра же.

Игорь с интересом принял из ее рук извлеченную из сумки тонкую папку, свернутую в трубку, развернул и быстро пролистал. На его лице отразилось разочарование.

— Нет-нет, этим ты ее не прижмешь, я же сказала. Но она окончательно убедится, что я работаю против нее. А именно это мне сейчас и нужно.

— Зачем? — На его лице Ольга разглядела неподдельное удивление. — Зачем открывать карты?

Она засмеялась.

— Да перестань. Ты правда думаешь, что я настолько глупа? Она и без того подозревает меня во всех смертных грехах, пусть убедится, что ее интуиция ее не обманывает. Это называется не открыть карты, милый. Это называется подразнить.

Игорь пожал плечами и смял папку в кулаке.

— Расскажешь, где ты это взяла? — Спросил он.

Ольга покачала головой, сделала шаг и прошла мимо него в зал. Среди танцующих, жующих, общающихся людей, Лару видно не было. Зато маменьку она увидела сразу же — она стояла у портрета прадеда, величественно-прекрасная, с идеальной прической и в идеальном платье, и беседовала с Яковом Кондратьевичем Гольц — старым другом семьи.

— Ольга!

Мама коснулась ее щеки своей, а потом еще раз — с другой стороны. Все в лучших традициях Парижа и Брюсселя, чтоб они оба провалились.

— Привет, дядя Яша, — Ольга проигнорировала гневный мамин взгляд и обняла Гольца за шею. Из всего зоопарка он был одним из немногих, кто ей нравился. — А где бабуля?

За ее спиной раздалось покашливание. Ольга обернулась и увидела бабушку, сидящую почему-то в инвалидной коляске и стоящую позади нее Лару.

— Здравствуй, бабуля.

Бабушка насмешливо прищурилась.

— А где муж? Который не муж, но в принципе вполне мог бы им стать?

Ольга проигнорировала удивленный Ларин взгляд и ответила:

— Где-то здесь. Почему ты в коляске? Что случилось?

Ответила, конечно же, мама.

— Анжелика Генриховна совсем себя не бережет, — доверительно сообщила она одновременно всем присутствующим. — И вот результат: пришлось приставить к ней доктора, иначе дело кончилось бы плохо.

«Приставленный» доктор поморщилась, но ничего не сказала. А Ольге вдруг расхотелось дальше задавать вопросы.

— Ладно, — сказала она громко, и все удивленно на нее посмотрели. — На прием я пришла, дань памяти отдала. Засим разрешите откланяться.

— Ольга!

— Оля!

— Ольга!

Они заговорили одновременно — бабушка, мама и Яков Кондратьевич. Но Ольге было все равно — она уже шла по залу, полы пальто развевались за ней будто средневековый плащ, и ей на все, абсолютно на все, было наплевать.

Выйдя на улицу, она беспомощно огляделась по сторонам и, вздохнув, двинулась в сторону садового кольца. Плевать. Плевать. На всех них. На весь этот маразм, на весь этот пафос, вообще — на все. Вот сейчас она поймает машину — и пусть ей не повезет, пусть водителем окажется маньяк, который ограбит ее, изнасилует, убьет и выкинет тело куда-нибудь в подворотню. Пусть.