Я не тормоз

Мы спустились с ним в столовую, потому что я страшно есть захотел, и он тоже. Уже звонок был на инглиш. Мы сидим, а её нет, англичанки. И тут как раз я есть захотел ужасно. Буфет этажом ниже; если смотаться на минуточку, то ничего не будет. А если я весь урок буду о еде думать, то как раз плохо будет: какой толк от урока этого!

А Зайцев этот новенький со мной пошёл, за компанию. Ну и ладно, пускай.

В буфете только два пирожка осталось. Жалких таких, один с капустой, другой с яблоками.

— Ты какой будешь? — спросил меня Костя Зайцев. Понятно, какой! Кто же в здравом уме капусту выберет! Жалко мне его стало. Я выберу яблочный, а он будет, как заяц, капусту жевать… Терпеть не могу.

— Давай с капустой, что ли, — сказал я, и он обрадовался: о, как раз хотел с яблоками.

В общем, слопали мы с ним по пирожку и запили компотом. Я уже всё выпил, а у этого Зайца полный стакан ещё!

— У вас что, урока нет? — спросила буфетчица.

— Есть, просто нас за журналом послали. А так есть хочется! Мы же быстро, мы вот уже уходим, — и я выразительно посмотрел на Зайца. Он запихнул пирожковую горбушку в рот, глотнул компот, и мы побежали. Смотрим — как раз англичанка идёт! По лестнице.

— Бежим! — схватил я Зайца, и мы помчались. В обход, через весь коридор и по другой лестнице.

И как раз влетели в класс перед её носом.

А ничего этот Заяц бегает, нормально. Зачёт.

Добежал и сидит жует пирожок свой, за щекой держал, оказывается. Щёки, как у хомяка.

* * *

Как же он долго одевается, просто ужас. Зачем вот это — застёгивать куртку? На улице же можно! И шапка… Нет, такого тормоза поискать!

— Я тебя на улице подожду, — говорю я ему. Зачем вот сказал? Надеюсь, нам в разные стороны. А то как мы потом пойдём? У меня самокат. Нет, лучше сразу сказать ему — всё, пока. Я поехал. Но всё же как-то неловко бросать человека в первый его день в новой школе. Ладно, подожду. Что он там делает?…

О. Вышел. Явление… Курточка застёгнута. Шапочка. Всё такое аккуратное. Собрался, вышел. Хоть на выставку. А я уже три круга вокруг школьного двора отмотал.

— Тебе куда? — спрашивает он.

Я показываю.

— А. Мне в другую сторону надо, — говорит он, — ладно, пока! — и пошёл себе.

Ничего так! А я зачем ждал его, получается?…

Хотя к лучшему, конечно.

Я включил свою самую быструю скорость. Солнце! Какое же ослепительное солнце!

Сидишь, сидишь в школе этой, и не видишь… Зачем Зайцеву шапка? Так тепло!

Сначала нужно всякие дороги переходить, и бордюры встречаются… Зато потом я выруливаю на идеальную дорожку вниз. Это называется даунхилл, когда просто катишь по инерции, толкнулся раз и всё. Летишь, летишь!

Опасно, что солнце в глаза, мало чего видно, я стараюсь быть осторожней, но и жалко терять эту скорость, скорость! И никого нет на этой дорожке, можно гнать!

Трактор стоит рядом на дороге, я давно его видел, сияющий такой трактор, на солнце он кажется радостной игрушкой.

А! Шлангггг!

Ох, еле успел затормозить! У этого трактора шланг зачем-то через тротуар протянут, сливает он в люк что-то там своё. Когда солнце в глаза, не видно. Вот бы я сейчас летел!

Но я перескочил его, и тут же прыгнул на самокат дальше. Жалко терять скорость.

Скорость!

Чудом, чудом я проскочил. Часто так, просто чудо, что не загремел. Кто-то меня там хранит, какой-то бог скорости. Самокатный ангел.

Ещё, знаете, что опасно — собаки. Я вижу такую издалека, и притормаживаю. Во-первых, она может за мной побежать. Но это не так страшно, как поводок. Человека видишь, собаку видишь. И думаешь между ними проскочить. А там поводок! Его не видно!

Есть ещё третья опасность, самая большая — маленькие дети. Тут уж ничего не поделаешь. Траектории маленьких детей непредсказуемы, и я просто заранее сбавляю скорость, и всё. Я в этом понимаю. У меня у самого Лёвка такой. Его один раз почти сбил велосипедист, я чуть не из-под колеса выхватил Лёву этого за капюшон. Дети всегда правы, а велосипедист не прав. Я это запомнил. Поэтому еду осторожно, когда дети. А они (не дети, конечно — родители) ещё ругаются мне вслед: носитесь тут! Не видите — ребёнок!

Да я как раз вижу! И объезжаю аккуратно. Но чего им объяснять, я уже далеко.

* * *

В лифте достаю свой блокнот. Я же не дописал тогда, у меня было в голове больше слов.

И я пишу дальше, чтобы не забыть:

У человека голова,
А в ней болтаются слова.

У человека две ноги,
Они кричат ему — беги!

И он бежит, а в нём слова
Внутри слепляются по два

* * *

Не знаю. Если это стихи. Над ними же работать как-то надо, делать лучше. Я сам вижу, что не очень. Посмотрел, повертел — нет. Лучше никак. И почему слова по два? Ведь больше? Может, дальше придумать?

Не, никак. Это потому, что я никакой не поэт. И чего тогда себя мучить.

Оставлю, как есть.

Это же не стихи.

* * *

Маяковка