— Вы обижены, — сказал он, и я мысленно похвалила его за догадливость. — Что этот болтун сказал вам? Он вас расстроил?
— Если вы о сэре Годвинсоне, то к чему расспрашивать меня? Ударьте его еще раз — и он всё вам расскажет. Эдейл помедлил, но ничуть не смутился.
— А, так вы его пожалели, — сказал он с нехорошей усмешкой. — Пожалели, что я немного подпортил ему смазливую физиономию? Но уверяю, он это заслужил. Никому не позволено болтать о своем сюзерене.
— Неужели? А если я скажу, что ваш король и брат — чудовище? — я сказала ему это в лицо, с вызовом, открыто, не думая о приличиях, о родовой чести и о моей собственной безопасности. — Что вы сделаете? Тоже ударите меня?
Несколько секунд мы буравили друг друга взглядами, тяжело дыша, но Эдэйл опомнился первым. И отступил. Отступил на шаг, но глаза не отвел.
— Чед — не чудовище, — сказал он мрачно и глухо. — Я клянусь вам в этом.
— Ах, оставьте! — зло рассмеялась я. — Мне известна цена вашему слову! Сегодня вы говорите одно, завтра другое — все зависит от того, с какой стороны ветер подует.
На этот раз мне удалось его уязвить — он на мгновение потерял дар речи, а потом оглянулся — совсем как Эрик, когда уговаривал меня бежать, схватил меня за плечо и в два счета затащил за угол конюшни, где нас не могли видеть из окон и со двора замка. Я попыталась вырваться, но он притиснул меня к стене, заставив пересчитать все неровности бревен позвонками, и произнес сквозь зубы:
— Наверное, нам надо объясниться?
— Уверены, что надо? — поинтересовалась я. — По мне, вы и так слишком много сказали. Пора бы и помолчать.
— Нет, я и так слишком долго молчал, — глаза его запылали, и сам он весь горел, как тогда, когда обнимал меня в своем шатре.
Ни один мужчина никогда не прижимал меня так крепко, так близко, так жарко, как этот… Я задыхалась в его объятиях, но почему-то мне совсем не хотелось из них освобождаться. Наоборот. Хотелось обнять его за шею, прижаться щекой к щеке и… растаять от счастья. Лишь из упрямства я уперлась рыцарю ладонью в грудь и почувствовала, как быстро и тяжело бьется его сердце.
Дурман, затуманивший мое сознание, очень походил на колдовство, как его описывали в детских сказках — тело мое отказалось повиноваться, и ноги, которым полагалось бежать и подальше, словно приросли к земле. Но, призвав на помощь всю свою волю, я перебила Эдейла:
— Мне всё известно, — сказала я жестко, чтобы он не почувствовал моего смятения. — Вам приглянулась девица, и вы даже соизволили одарить ее вашим драгоценным вниманием, но отступились сразу же, когда узнали, что девица нужна вашему брату… ах, простите — королю. Мы это уже выяснили, и я об этом уже забыла. Не надо повторяться. Найдете другую девицу, которая будет в восторге получить от вас пару туфель и парочку самоцветных камешков, но не стоит больше беспокоить меня…
— Что же вы за язва такая? — он положил руку мне на плечо — будто придавил камнем. — Или вам доставляет удовольствие мучить только меня?
— И об этом мы говорили, вы сами придумали…
— Прежде всего, я — подданный короля, — теперь перебил меня он, и голос его звучал также жестко. — А вы — дочь короля. Нас обоих связывает долг чести. И я выполню свой долг, чего бы мне ни стоило. Попробуете убежать — догоню. Вздумаете бежать снова — свяжу, посажу под замок, но привезу вас в Баллиштейн.
— Какой вы бесстрашный, когда надо сражаться с женщиной, — усмехнулась я ему в лицо, хотя порядком перетрусила — сейчас он выглядел, как настоящий безумец, и его рука на моем плече держала меня, будто капканом. — Свяжете свою будущую королеву? Осмелитесь на это? Думаете, мой муж похвалит вас за такое рвение?
— Все равно, — тут же ответил он, и я ощутила его горячее дыхание на своей щеке, — и знайте, что только моя клятва удерживает меня от… — он резко замолчал, но не отпустил меня.
— От чего? — почти выдохнула я, понимая, что еще немного — и стану такой же безумной, как он.
— От того, чтобы не взять вас прямо здесь и сейчас.
Все во мне перевернулось после этих слов, и я на мгновение закрыла глаза, чтобы прийти в себя и удержаться на краю разума. Потому что еще чуть-чуть, еще немного — и меня бы не остановили никакие клятвы, ни долги чести.
Но рыцарь уже отпустил меня и отошел на несколько шагов, глядя угрюмо.
— Вам нечего бояться, — сказал он мрачно. — Не слушайте Эрика, он сам не знает, о чем говорит. Я клянусь, что ничто и никто не навредит вам, пока я жив. Единственное, от чего я не смогу вас защитить… — он опять замолчал, плотно сжав губы.
— От чего? — опять спросила я, пытаясь унять сердце, которое скакало так, словно танцевало вольту.
— От того вреда, который претерпевает девица от своего мужа в первую брачную ночь. Вы принадлежите Чеду, только ему.
— Прежде всего, я принадлежу сама себе, — возразила я, с трудом отрываясь от стены — меня будто припечатало к ней. — И я бы предпочла, чтобы на пути в Баллиштейн вы держались от меня подальше. Меня всегда пугали сумасшедшие. Выполняйте свои клятвы… держась на расстоянии.