Перед глазами стоят жизни. Голые и неприкрытые, в ряд, одна за другой. Я не помню своего рождения, но помню себя, как личность. Помню даже ту несчастную жизнь кролика… Жаль себя, как бы самовлюблённо это не звучало. Я был довольно милым. Я помню Тома Лидвела. Такого красивого и такого одинокого. Помню Рида в ванной, помню сливовые мокрые волосы. Помню Гано Рейона, помню больничные стены и запах мертвеца. Помню Рика, Рика Блекстоуна, мальчика с заштопанным канатами жестокости сердцем. Помню несчастного брата Михаила и сестру Анну, светлую женщину в тёмной рясе монахини. Не монашки, а монахини. Помню её глаза, которые были похожи на белесо-голубое утреннее небо на заре новой жизни. Та жизнь стала переломной. Та жизнь стала толчком к стремительным событиям, к которым я не был готов. А теперь… Теперь я никто. Теперь я – просто я…
Вопрос, прорезавший мои мысли острой стрелой. Кто я?
«Как-нибудь на досуге газетку почитай. И в зеркало посмотри.»
Я бросаюсь к зеркало, пролетая мимо ошарашенного Оула.
- Что такое? – спрашивает он, заглядывая в ванную. Я не могу ответить.
То, что я вижу, я уже видел раньше. Желтовато-янтарные глаза, кажущиеся немного хищными и немного жестокими. Взгляд немного удивлённый, но колкий и как будто цепкий. Тонкие бледные губы, высокие скулы. Ни намёка на Знак. Медные волосы, мягкие на вид, как пух. Бледная кожа, тонкая шея, острые ключицы, выглядывающие из выреза полурасстёгнутой рубашки. Я видел это. Я видел
Когда-то давно я видел этот взгляд в отражении.
Я не верю ему.
Я не верю.
Я не могу верить.
Потому что я не могу быть.
- Джесс, – Оул осторожно заходит в ванную. В его руках свежая газета. Он протягивает её мне, в оуловых глазах одновременно и страх, и мука, и неописуемый восторг. Пьеса дошла до своей кульминации. – Взгляни.
Я беру из его рук газету, трясущимися руками разворачиваю. Читаю.
«Нетленный мертвец, тело которого было утеряно, вновь нашёлся! Теперь он транспортирован в городской морг, где в специальной камере будет хранится для дальнейших исследований феномена его вечной жизни. Учёные утверждают, что телу более полторы тысячи лет, но по каким-то необъяснимым причинам оно до сих пор в довольно-таки странном состоянии: сердце не бьётся, таинственный человек не дышит, однако все его клетки не гниют и не стареют. Некоторые предполагают, что из этого удивительного тела можно будет извлечь эликсир бессмертия или хотя бы вечной молодости, однако учёные пока разводят руками, не зная, что же предпринять, чтобы хоть как-то объяснить причину удивительной сохранности древнего тела.»
Очередное подтверждение, в котором никто не нуждался.
Я снова смотрю в зеркало.
Почему сейчас? Почему именно сейчас? Это знак? Это знамение? Это внезапный призыв к действиям? И должен ли я хоть что-нибудь понимать?
Ветер уносит все страдания прочь, забирая с собой ещё и души. Заблудшие души ушедших навеки агнцев. Пепел поднимается в воздух, смешиваясь и кружась, ложась на землю крупными белыми хлопьями. Мир чист, чиста земля. Танцуют дриады в кронах нетронутых никем деревьев, мелкая живность пирует на остатках органики на земле. Земля стала чёрной, в миг окрасившись кровью падших. Это не та кровь, которая брызжет отвратительно яростными струями из ранений, детей смертоносных ударов мечей и сабель. Это не та кровь, что огромным бурым пятном покрывает раскалённый асфальт, вытоптанный ногами убийц. Это не та кровь, что несёт в себе силу и волю, что течёт в жилах воинов и борцов. Это кровь мира. Она не обязательно красная, но ведь именно красный цвет называют агрессивным? Она впитается в землю, как удобрение, и цветы вырастут из погибших людей. Чертополох, что рос у каньона, взовьётся зелёными стрелами ввысь, сплетаясь ещё сильнее.
Сейчас я уже ни в чём не уверен, кроме одной единственной вещи.
Когда-то давно я видел этот взгляд в отражении.
В раннем беспамятном детстве.
Эту жизнь я когда-то прожил, еще не зная о грядущем. Не зная, кем или чем я стану.
На этот раз мне очень удачно попалось тело.
Я – некромант.
Я – Джесс.
***
Люди зависимы. Зависимы от денег, еды, климата, других людей и своей семьи. Люди зависимы от самих себя. Зависимы от своего тела.
Умирая, ты теряешь всё. Начиная от зубной щётки и заканчивая кончиками своих волос. Абсолютно всё. Ты шагаешь в никуда, не зная и не понимая, что тебя ждёт. Кто-нибудь возвращался с того света? Кто-нибудь видел рай или ад? Кто-нибудь может доказать их существование хотя бы своим ничтожным криком, хотя бы чем-нибудь? Умирая, мы не знаем, что нас ждёт. Мы чисты, у нас нет ничего кроме сути, кроме чистой души. А тело… Люди безумно любят свои тела. Холят их и лелеят, кормят, одевают, лечат, моют, чистят… У каждого своё, и для каждого – самое прекрасное. Самое близкое, самое сокровенное, оно знает всё, чего хочет и что собирается делать душа, оно главный инструмент в любой работе, оно – это почти всё.
А если вдруг лишиться всего?